И, видимо, что-то такое отобразилось на его лице, поскольку барон Кроах ас-Сотер расплылся в самодовольной улыбке:
— Вот и добре, — сказал и, оглянувшись, сунув два пальца в чёрную свою бороду, коротко и оглушительно свистнул.
Потом повернулся к ним, сделал шаг, другой, остановившись рядом. Пахло от него кожей и лошадьми.
— Вот только не обессудьте, милсдари, за вашего дружка, — сказал, и даже Слон, со всей его хвалёной реакцией, поделать ничего не успел. Просто стоял и смотрел на легшего под ноги Ангуса эп Эрдилла, как и остальные трое. Просто стояли и смотрели. На лбу эльфа наливалась багровая шишка.
— Не люблю магов, — сказал барон. — А уж эльфьих магов — и того меньше. Просто чтоб спокойней было.
И махнул своим солдатам, чтобы связали Ангусу руки.
Сим-миры создают так: берут плотную основу и простёгивают её насквозь даже не сюжетом — его обещанием. Хорошие парни, плохие парни. Пророчества. Магия. Драконы и подземелья. Иногда хватает и намёка на интригу, иногда приходится выстраивать серьёзную предысторию. Порой, чтобы колёса фантазии завертелись, требуется Великий Тёмный Властелин. Чаще хватает и этической неоднозначности кровавой взвеси мира, шагающего за грань стабильности.
Единороги, кстати, отклика в сердцах игроков так и не нашли. Как и исторический хардкор.
Несколько раз, правда, пытались взять за основу реальную эпоху. Крестовые походы. Русь под игом Орды. Конкистадоры. Но окончательность и инерционность реальной истории пришлись по вкусу лишь самым отчаянным одержимцам. Остальные предпочитали хотя бы маленький, но шанс сделаться героями придуманного мира. Даже такого, где троим из четырёх приходится всю жизнь копаться в навозе. Или воевать — что, как оказалось, тоже занятие тяжёлое и неблагодарное.
Иной раз игроку предоставляли больше свободы, порой — жёстко ограничивали отсутствием социальных лифтов и такими барьерами для роста внутри сима, что тяга к приключениям становилась сродни тяжёлым формам мазохизма.
И никогда, никогда ключевые для сим-мира роли не отдавали игрокам — насколько бы долго те ни играли и какие бы заслуги ни накопили. Это просто не зашивалось в сим-ткань. Случай «Бактрии» и полугодичная головная боль «щитов», пытавшихся вывести из суб-игровой «наведёнки» пару тысяч игроков, превращённых в рабов местного Тамерлана, в «шкурку» которого перебросился корейский подросток, сформировал предельно жёсткие стандарты сим-роста. Игрок может претендовать на средний уровень. Никаких монархов. Никаких революций. Никаких заговоров ради свержения власти. Чистые приключения тела — или духа, если так уж совпало. И отработка, тщательная отработка психопластики — как дополнительный бонус для игрока и, похоже, главный — для всех остальных заинтересованных лиц.
Психопластика — благословенье и проклятие сим- миров. Единственной среды, где возможно ненасильственное (а значит, куда более действенное, чем при работе психопластов) создание полисабов, пространственно-разделённых многосубъектных личностей. А отсюда — полшага до новых утопических проектов: горизонтально-однородное общество, «третья природа» и «пятая волна». Всё что угодно — для всех, кому угодно.
Именно ради отработки стратегии и тактики создания «многочленов» сим-миры продолжают прорастать и меняться.
И никто не спрашивает, куда это изменение может привести.
Из-за серого обомшелого вяза шагах в тридцати впереди высунулось тупое рыльце в зеленоватой шерсти: дёрнулось вверх-вниз. Рванулась вверх по стволу размытая тень, отчётливо хлестнул по коре хвост. Но уж на маников внимания можно было не обращать. Служебные клир-контроллеры, навредить активной «шкурке» они не могли, а форму принимали, исходя из сим-метафизики. Кажется, игроки их толком и не видели — если, конечно, не обладали подарками от старика Трояна.
— Вот никак не могу взять в толк, милсдари, хто вы да откуда. С эльфом — а значит, не Редания и не Каэдвен, там-то нынче и эльфам, и приятелям их не рады. По- нашему говорите чисто, а стало быть — не нильфы. Темерийцев, опять же, в говно макнули. А для ривийцев — больно рожи у вас честные и не вороватые. Цинтрийцы разве что, изгнанники? Ладно, ваше право, не желаете говорить — не говорите.
Верного ответа на такие вот закидоны Стрый не знал, однако решил слушаться не интуиции даже, а чувства восьмого, если не девятого.
— Да мы от тех, у кого сердце за Содден болит, скрываться не станем. Другое дело, для такого разговора предпочтительней четыре глаза и стены вокруг.
— Н-да? — барон глядел с прищуром. — И чего ж вы, милсдари, так боитесь?
— Подменыша, — только и сказал Стрый.