История крестовых походов

Если мы вкратце соберем сказанное и обратим при этом внимание на хронологический порядок, в котором эти «главные причины» в особенности действовали в великой трагедии крестовых походов, то является следующий результат. Громадные массы людей двигаются на Восток, во всяком случае достаточно сильные, чтобы прочно присвоить себе далекие земли. Но извращенность аскетического стремления, трудности похода, меч врагов причиняют громадные потери. Несмотря на то, еще остаются некоторые надежды на удачу, и только после того как сила франков почти уничтожилась в ужасном столкновении между сельджуками и греками, виды на будущее становятся совсем безнадежны. Только после того, когда как бы не предстояло уже решать никакой великой жизненной задачи, нравственная распущенность крестоносцев, в которой и прежде не было недостатка, вредит гораздо больше общему делу, и в то же время на сирийских колониях роковым образом отражаются раздоры на Западе, в особенности борьба между церковью и императорской властью[105].

После того на Сирийском берегу в отчаянном бою погибают последние защитники креста. Запад не присылает им уже никакой помощи, потому что аскетическое стремление погасло, большею частью из-за тех же причин, которые привели к падению крестоносные государства. Европа возмущается распутством, в котором были виновны поборники Христа на Востоке, и требует освобождения от оков, которые церковь наложила на дух народов. Из всех средств, которые церковь употребляла для завершения своей теократии, быть может, ни одно в конце концов не повредило ей так чувствительно, как злоупотребление крестовой проповедью, которою она отстранила умы как от Святого Гроба, так и от римского престола.

До какой степени иначе могло бы развиться крестоносное переселение народов, если бы причины неуспеха не были так многочисленны? Если представить себе, что одной из них не существует, то легко могло бы быть, что Сирия стала бы могущественным франкским государством, а Малая Азия крепким оплотом греческой империи. Северному краю Африки, отрезанному от мусульманской Азии, трудно было бы удержаться самостоятельным во вражде с усилившимся христианством; для христианства была бы вновь приобретена почти вся область эллинской, можно бы сказать, западной культуры. Но вместо этого последовало уничтожение сирийских колоний. С тех пор монголы, мамелюки и османы все с возрастающим успехом работали над тем, чтобы повергнуть в нищету и варварство прекрасные земли Передней Азии и северной Африки. Границы возделанной земли постепенно съеживались, плоскогорья становятся бесплодными, поселения распадаются и народы погибают. Начиная с Азии, османы приготовили такую же бедствующую участь европейским провинциям Греческой империи и землям по нижнему Дунаю: с трудом наконец поставлена была преграда их наступлению на границах Германии.

Поэтому крестовые походы представляются нам столь же могущественными, как и совершенно неудачным нападением Запада на мир Востока, вообще победоносно-расширяющийся уже несколько столетий. Наряду с поражением христиан идут самые триумфальные успехи ислама. Его область распространяется повсюду, за исключением Пиренейского полуострова. Около конца средних веков убежищем христианской культуры осталась только западная половина Европы.

Несметные жертвы, которые Запад напрасно принес, несказанно тяжелые потери, которые он испытал, вся трагедия крестовых походов с ее ужасными последствиями, все это перевесили и превзошли однако те общие успехи культуры, которые были вызваны вооруженными пилигримами в Святую Землю[106]. Хотя последнее в основании и верно, совершенно верно, но все-таки не должно довольствоваться, как часто делается, тем, чтобы сумму знаний, которую крестоносцы приобрели в крестовых походах, в особенности от своих противников, считать совершенно достаточным вознаграждением за все упомянутые бедствия. Это не совсем отвечало бы сущности дела, величественной высоте всемирно-исторических событий.

Остановимся, во-первых, еще немного на том значении, которое века крестовых походов или позднейшие средние века вообще имели на культуру мусульманских народов. Здесь можно сказать мало хорошего. Хотя некогда наводнение арабами Передней Азии и северной Африки основало богатый венец магометанских культурных государств: юношеская сила арабов умно воспользовалась результатами античной и христианской образованности и кое-где самостоятельно повела его дальше; исламистские государства еще во время крестовых походов показались христианам в блеске глубокого знания и богатых сил; но затем здесь не явилось уже дальнейшего успеха. Племена, которые в течение крестовых походов захватили господство в области ислама, туркменские племена сельджуков и османов, мамелюки и монголы, не были в состоянии своими силами значительно расширить область человеческого знания. Они тратили капитал, который им представляли покоренные земли: мало-помалу наступило затишье, а затем с каждым столетием все быстрее подвигалось падение. Правда, солдатская сила ислама осталась еще достаточно сильна, чтобы изгнать христиан из Азии; ее было достаточно и для того, чтобы сделать самые обширные завоевания в Европе, которая еще целые века страдала от многих из тех бедствий, какие уже причинили поражения ее на Востоке; но всякое господство мусульман все более и более ограничивалось формой грубого военного деспотизма, портило и грубо подавляло благосостояние и образованность покоренных народов, и с тех пор и доныне являлось культурной силой только там, где живут варварские племена, как например внутри Африки.

Таким образом, ужасный объем всемирно-исторической трагедии, которая заключалась в веке крестовых походов, будет вполне понятен только тогда, когда мы представим себе, какое бедствие внесли мусульмане, и особенно османы, в следующие столетия в подчиненный ими круг земли. И за все эти бедствия, как говорят, достаточное вознаграждение дал тот успех, который представляет западная культура со времен Готфрида Бульонского. Посмотрим, насколько, собственно, мы можем считать это суждение правильным.

Когда пилигрим покидал тесные границы родины, он узнавал большую часть населенной земли. Перед его глазами тянутся меняющиеся картины. Вид чужих земель, странные животные и растения, веселое небо юга производили на него сильное действие. Он имел сношения с людьми, с которыми часто мог изъясняться только знаками. Их одежда и вооружение были для него новы; характер местности, устройство домов, форма каждого бытового предмета заставляла его думать. В Греческой земле, как и на Востоке, уцелели еще поучительные остатки античной жизни: от государственного управления Римской империи переходили из рода в род военные учреждения и основы податной системы, хотя различным образом измененные и ухудшенные. Ученые люди на Босфоре прилежно собирали и хранили сокровища классической литературы, среди мусульман с особенной любовью и умом изучались философия и естествознание эллинов. В сельском хозяйстве, в большинстве отраслей промышленности, в художественных способностях жители древних культурных стран между Дунаем и Евфратом далеко превосходили франков. Драгоценнейшие произведения всех поясов, которые к ним стекались, в самом ярком свете указывали на это превосходство: их большие города представляли любознательности пилигримов едва одолимый материал самых любопытных вещей. Кроме того, уже греки не были папскими христианами, а мусульмане были врагами креста, и однако же они не были чудовищами и демонами, как могла ожидать ребяческая фантазия иных благочестивых людей из числа первых крестоносцев. Напротив, рыцарский дух пилигримов был поражен и восхищен добротой и щедростью, храбростью магометанских властителей: крестоносцы приучались уважать врага и привыкали относиться к нему, как к себе подобному. Дух терпимости проникал в сердца и вместе с ним дух сомнения во всемогуществе пап и непогрешимости церковного учения.

Юная Европа ревностно и с большим успехом училась во время своих учебных странствий на Восток, как можно было бы назвать крестовые походы. Поразительным множеством восточных слов наши языки показывают, как много мы заимствовали у магометан. Вместе с выражениями к нам все чаще приходили впервые и самые вещи. Из Азии происходят наш ситец (Kattun) и кисея (Musselin), софа, матрацы и альковы, базар, магазин и арсенал, пошлина (donane), соляной налог (gabelle), тариф и цехины, наряду с неисчислимым множеством других. Едва ли найдется какая-нибудь область политической, военной, торговой, промышленной, научной, художественной и даже церковной жизни, которая не получила бы обогащения с Востока. Даже всеобщее употребление венка из роз в позднейших средних веках Запада произошло опять из подражания восточному обычаю.

Но могут ли эти отдельные факты, вся сумма этих возбуждений и поучений уравновесить те огромные потери, которые область господства западной культуры потерпела с одиннадцатого до семнадцатого столетия? Кто бы мог решиться это утверждать!

Равновесие между потерей и прибылью, или скорее перевес последней и вместе с тем успех, который крестовые походы внесли во всемирную историю, не указывается достаточно также и тем, когда влиянию вооруженных пилигримств приписывается развитие феодализма и рыцарства, расцвет городов в самостоятельные общины, начало новейшего строя государств и обществ, и то сопротивление, которое поднялось против господства римской церкви и ее учений в еретических кругах. Потому, что хотя, как это само собой следует из всего вышесказанного, это отчасти и верно, но только отчасти, а в большей половине все преобразование европейской жизни от одиннадцатого до четырнадцатого столетия, без сомнения, основывается на побуждениях, главный корень которых кроется во внутренней истории Запада.

И тем не менее крестовые походы оказали благотворнейшее действие, бесконечно благотворное. Ко всем упомянутым многообразным возбуждающим влияниям они присоединяли еще одно, которое только и придало всем им полное значение и давало оплодотворенным силам Запада возможность распуститься и развернуться в быстром расцвете; а именно, они значительно обогатили до тех пор слишком бедную деньгами Европу. Может показаться парадоксом, что мы также решительно выдвигаем этот пункт, но он этого заслуживает. Самое реальное и самое идеальное часто находятся во взаимной зависимости и идут рука об руку. Священная война, начатая из ненависти к исламу, привела к самым живым торговым связям с мусульманами. Сокровища Азии открылись для европейцев и сообщили им самые сильные побуждения улучшить и умножить произведения их собственной почвы, направить силу их духа, ума и ловкость рук на оживление промышленности. Следствием этого было то, что народы Европы начали работать сильнее, стали чувствовать присущие им способности в стремлении к творчеству. Куда прежде всего направился денежный поток этих международных сношений, там в смелой отваге и борьбе и зарождался новый век. Поэтому Италия есть первенец между новейшими народами и рядом с подвижными купцами Флоренции и Венеции стоит мыслящий облик Данта, который прощается со средними веками и пророчески указывает задачи нового поколения. Стала шевелиться та сила, которая должна была воссоздать классическую древность из развалин и обломков, охватить победоносными руками земной шар и окончательно сломить господство одной церкви. Дух новейшей культуры Запада пробудился, несравненно превышая все способности, которые природа дала восточным племенам, победоносный уже в своей юношеской борьбе против османов и с тех пор неутомимый в своей задаче освободить Константинополь и Иерусалим, или вернее весь Восток, насколько еще можно его спасти от ига варварства.

Дополнение

В заключение этой книги упомянем еще, что в Париже в последние годы существует ученое собрание, которое поставило себе целью издавать источники для истории латинского Востока, т. е., главным образом для истории крестовых походов и государств крестоносцев и представить здесь желательное дополнение к большому «Recueil des historiens des croisades». Это «Société de ĽOrient Latin», в числе руководителей которого выделяется упомянутый выше граф Риан, издает serie gèographique и serie historique из самых источников. Первая серия, из которой вышло в свет два тома, должна по сделанным до сих пор объявлениям заключать: Itinera hierosolymita et descriptiones Terrae Sanctae latine conscripta: Itinéraires français; Itinerary italiani. Itinera graeca. Из serie historique недавно был издан только один том: La prise ďAlexandrie, par Guiltaume de Machaut (завоевание Александрии королем Петром I кипрским в 1365), изданный Массом Латри (De Mas Latrie). Во время печатания нашей книги вышел первый том Quinti belli sacri seriptores minores (издание Рёрихта), за которым вскоре должен следовать второй том. Société de ĽOrient Latin, кроме того поддерживает отдельные литературные предприятия, важные для истории крестовых походов; это — так называемая publications patronnées par la Société, из которых до сих пор вышли: Numismatique de ĽOrient Latin, par G. Sehtumberger, и De passagiis in Terram Sanctam, ed. M. Thomas, та иллюстрированная рукопись, из которой заимствован ряд выше приведенных рисунков. К этим изданиям в самом скромном времени должен прибавиться первый том Archives de ĽOrient Latin, периодического издания, которое вроде «Forschungen zur deutschen Geschichte» будет заключать крупные и мелкие сообщения по истории крестовых походов и, без сомнения, окажется в высокой степени достойным внимания специалистов.

Первые листы этого находящегося в печати первого тома Archives de ĽO. L. были благосклонно сообщены мне графом Рианом. Они заключают в себе принадлежащее перу вышеназванного ученого начало важного сочинения, а именно «Laventaire critique des lettres historique des croisades», которое должно заключать в себе неожиданные объяснения подлинности и неподлинности относящихся сюда рукописей, и даже ненапечатанные до сих пор письма крестоносцев. Я не могу здесь ближе указывать важность этих объяснений независимо от других причин уже потому, что в моем распоряжении, находятся только первые листы названного сочинения. Мы скажем только о номере XXXI инвентаря, потому что там затронут спорный вопрос, относительно которого Риан уже раз высказался в недавно вышедшей своей работе.

А именно, говорят, что император Алексей незадолго до первого крестового похода послал графу Роберту I Фландрскому письмо с настойчивой просьбой о помощи против сельджуков. Это письмо считалось исследователями то подлинным, то подложным. Граф Риан сначала в своей собственной книге (Alexii I. Comneni Romanorum imperatoris ad Robertum I, Flandriae comitem epistola spuria, Genevae MDCCCLXXIX и потом в упомянутом Inventaire старался привести доказательства подложности этого письма. В своем предыдущем изложении я совсем не касался этого письма, потому что также считаю его подложным, и следовательно в этом отношении совершенно согласен с Рианом.

Но этот ученый пошел еще дальше отрицания этого письма и подвергнул сомнению, чтобы в числе поводов к первому крестовому походу могла вообще идти речь о какой-нибудь просьбе греческого императора о западноевропейской помощи против сельджуков. По словам автора, у Алексея в то время не было настоятельной необходимости в военной помощи; известно, правда, что он был в деятельных сношениях с западными европейцами, в особенности с папой Урбаном II, но при этом шла речь о церковных делах; на синоде в Пиаченце, где греческое посольство встретилось с папой… речь, вероятно, должна была идти только о церковных делах. Поэтому (полагает Риан) мысль о крестовом походе была вызвана в голове папы не греческими просьбами о помощи, но жалобами на бедствия христиан в Иерусалиме и кроме того страхом перед Альморавидами, победителями Испании.

Но я не нахожу, что Риан привел до сих пор достаточные доказательства своего взгляда, как ни подкупает он на первый взгляд. Из византийской истории накануне крестового похода нам известно слишком мало точных подробностей, чтобы только на основании факта, что бедствие от сельджуков не было тогда смертельной опасностью, иметь право сомневаться в обращенной к папе просьбе о помощи. Решение зависит только от оценки сообщений, которыми мы обязаны некоторым западным хронистам того времени (главное место у Бернольда Sanct Blasien, Pertz, Mon. Germ; SS.V. 461). Но этим сообщением Алексей, правда, требовал от папы не настоящего крестового похода, но доставления значительной военной поддержки; и я до сих пор, как говорил, не могу убедиться, чтобы эти по всей видимости совершенно неподозрительные современные известия шли из того же источника, как epistola spurin ad Robertum comiteur.

Но если бы это было и так, но Риан, по крайней мере, допускает, что в церковных сношениях между Алексеем и Урбаном «se sont pentétre glises quelques mots relatifs aux ravages des Tures en Asie Minueres» такие слова могли бы сильно действовать в голове папы и составить решительный толчок для крестоносной проповеди. Риант думает, правда, что в таком случае Урбан призывал бы христиан на борьбу в Малой Азии, а не в Сирии. Но в уме папы волновались в пестрой смеси забота о Константинополе и о Иерусалиме, политические соображения и аскетическое стремление. Возвышение задуманного крестового похода с реальной политической почвы в мистические сферы было достаточно легко, а подстановка Иерусалима, как цель похода, вместо Константинополя, была бы тем менее поразительна, что Иерусалима можно было достигнуть только через Константинополь и после предполагаемого поражения сельджуков.

Во всяком случае, гораздо удивительнее была бы замена малоазиатского театра войны сирийским, если бы, как хочет Риан, наступление Альморавидов в Испании главным образом побуждало папу к крестоносной проповеди. Правда, у него могла быть несомненно такая же забота об Испании, как и забота о всех древнехристианских землях, которые в то время были уже в руках магометан или которым они угрожали. Но чтобы объяснить, каким образом Урбан для поддержки испанцев мог задумать крестовый поход в Азию, Риан должен принять, что в то время не вполне ясно представляли значение слова «Гиспания» (хронисты того времени называют Гиспанией как Испанию, так часть Азии через испорченное Испагань) и что при полном незнании политических отношений внутри магометанского мира думали оказать пользу испанцам посредством диверсии в Азию.