Мусульмане же, со своей стороны, не горят желанием просвещать носителей враждебной и угрожающей им религии, и уж много лет как в академии Восточного халифата58 не допускают учащихся-христиан.
– Понятно, – мрачно откликнулся Роб.
– Возможно, тебе подошла бы Испания. Она ведь в Европе, самый западный край Западного халифата. Две религии там легче уживаются. Есть несколько учащихся-христиан из Франции. В таких городах, как Кордова, Толедо, Севилья мусульмане открыли большие университеты. Если ты окончишь один из них, то станешь признанным ученым. И хотя попасть в Испанию не так-то легко, это все же куда легче, нежели предпринять путешествие в Персию.
– А почему же вы сами не отправились в Испанию?
– Да потому, что евреям и в Персии позволяют учиться, – усмехнулся Мерлин. – А мне хотелось коснуться края одежды Ибн Сины.
– Я не желаю отправляться на край света, – нахмурился Роб, – чтобы сделаться ученым. Все, чего я хочу – стать настоящим лекарем.
Мерлин налил себе вина.
– Меня это даже удивляет, ты ведь совсем молодой теленок, а наряд носишь из дорогой ткани, и оружие у тебя такое, какого я не могу себе позволить. Жизнь цирюльника имеет свои преимущества. Зачем же тебе становиться лекарем, когда это потребует труда куда большего, а доставит ли богатство – неизвестно?
– Меня научили лечить некоторые хвори. Я умею отхватить искалеченный палец так, что останется аккуратная культя. Но ко мне приходит и отдает свои деньги множество людей, а я и понятия не имею, чем им помочь. Я профан. Все время говорю себе: многих можно было бы спасти, если бы я знал больше.
– Ты можешь десять или двадцать жизней посвятить изучению медицины, и все равно к тебе будут обращаться люди, чьи болезни суть загадка, ибо горькое чувство бессилия, о котором ты говоришь, неразрывно связано с ремеслом врачевателя, с этим приходится мириться. И все же ты прав: чем больше учился лекарь, тем лучше он знает свое дело. Своему желанию ты дал лучшее объяснение из всех возможных. – Мерлин задумчиво осушил чашу. – Если арабские школы не для тебя, то надо искать среди английских лекарей, пока не найдешь лучшего из малосведущих. Возможно, кого-нибудь убедишь взять тебя в ученики.
– А вы знаете кого-то из таких лекарей?
Если Мерлин и уловил намек, то ничем этого не показал. Лишь отрицательно покачал головой и поднялся на ноги.
– Каждый из нас честно заработал отдых, а завтра мы вернемся ко всем вопросам со свежей головой. Доброй тебе ночи, юный цирюльник.
– Доброй ночи и вам, мастер лекарь.
На завтрак они ели на кухне горячую гороховую кашу и снова слушали благословения на древнееврейском языке. Семья собралась за столом вместе, исподволь разглядывая Роба, а он внимательно изучал их. Мистрис Мерлин по-прежнему была очень сурова, а в свете начавшегося дня у нее на верхней губе стала видна жидкая полоска темных волос. Вьющиеся волосы виднелись из-под рубах Беньямина Мерлина и его сына Руила. А каша была отменная.
Мерлин вежливо осведомился у Роба, хорошо ли тот провел ночь, потом добавил:
– Я размышлял о нашем разговоре. К сожалению, мне не приходит на ум ни один из лекарей, кого я мог бы рекомендовать тебе в качестве хозяина и примера для подражания. – Жена подала на стол корзину крупных ягод черной смородины, и Мерлин просиял: – Ах, ты непременно должен отведать ягоды с кашей, они придают ей совсем особый вкус.
– Мне бы хотелось, чтобы вы взяли меня в ученики, – сказал Роб.
К его огромному разочарованию, Мерлин отрицательно покачал головой.
Роб быстро проговорил, что Цирюльник обучил его многому: