Вольер

– Осталось только его выполнить. Я уже все продумала и вчера выложила. Нужно отрепетировать. Он не должен тебя узнать.

– Не вопрос, придется поменять внешность. Понадобится примерно триста пятьдесят рублей.

– Выдам из денег за коллекцию.

– И тогда он на меня точно клюнет.

– Да на тебя у кого угодно слюни капать будут. Посмотри на девяносто пять процентов парней. Остальные пять не капают, возможно, они геи.

– Не пугай меня этими слюнями, – усмехнулась Катя. – Об итогах операции узнаешь завтра.

– Жалко, что наши операции не становятся достоянием общественности. Мы бы получили… – и дальше она хотела сказать «много денег», но Катя перебила:

– Получили бы по морде. Четыре раза каждая. А потом по хребту.

– А еще Стас вчера требовал денег у матери за то, чтобы рассказать нечто про Софью. Которая сбежала и которую вроде как убил Фехтовальщик. Но у нее денег нет, и она его просто заткнула. А еще он сказал странную фразу. «Я знаю, где ты работаешь». Наверняка тоже что-то скрывала, а он разнюхал.

Катя оживилась. То ли сплетня задела за что-то еще живое, то ли навела на мысль. Оказалось, второе.

– Если хочешь узнать, что конкретно он хотел сказать, то я могу включить эту цель в сегодняшнее мероприятие.

– Тогда завтра с меня четыре пачки печенья по полкило.

– С тобой очень выгодно работать, – заметила Катя.

– За сенсацию я проплачу тебе двухнедельные обеды в столовой, – пообещала Лида.

– Вот как в таких условиях жить по совести? Либо совесть, либо еда.

– У тебя еще осталась совесть?

– Она в коме, но все же есть.

– Давно было интересно, может ли остаться совесть у человека, для которого все нормально, и которого ничем не удивить?

– Хочешь сказать, что мы люди?! Сейчас расчувствуюсь и зарыдаю, – усмехнулась Катя.

* * *