Поколение

— Ой, только не говори мне об отце. Может, для кого-то папашина жизнь и образец, — Димка с вызовом посмотрел на брата, — но не для меня.

— Это почему же? — Стась замер со стаканом пива в руке, и его уже обмякшее лицо стало наливаться твердостью.

— Не вдохновляет. Перспектива его жизни не вдохновляет! — резко ответил Димка, и Стась еще больше напрягся. — С его-то талантом и энергией только к пятидесяти пробиться в люди… Нажил болезни. Сколько ему осталось? Он, конечно, пыжится, хорохорится, может даже от отчаяния завести любовницу, но активная жизнь его уже прошла. Понимаешь, про-о-шла-а… Она была в двадцать пять, тридцать, от силы в сорок. А в пятьдесят, извини меня, это уже потуги. В пятьдесят можно только обманывать себя…

— Ты все сказал?

— Нет, не все! И брось покровительственно ухмыляться. Мы уже давно выросли и сравнялись.

— Сравнялись, но об отце так не смей!

— Почему? Я что, говорю неправду?

— Да, неправду. Отец никогда не обманывал себя. Не обманывается и сейчас. Человек просто всегда работал и работает теперь… И не думает…

— Трактор тоже работает. А человек должен думать. Думать, что он такое и зачем… — Димка задохнулся, потянул руку к вороту рубахи и, найдя его расстегнутым, задержал пятерню у горла. — Ты закопался в своих формулах и не видишь человеческой жизни.

— А что ты считаешь человеческой жизнью? Уж не свое ли пьянство?

— Дурак! Я не пьяница и пьяницей не стану. Не стану! Что вы кудахчете? Есть вещи пострашнее. Человек живет, а потом обнаруживает, что перед ним провал… И он, оказывается, ничего не понимает и его не понимают…

Наступила недобрая тишина.

Братья молчали, но видно было, как тяжело им дается это молчание.

— Дуришь ты, Димка… И нет на тебя хорошего кнута. Ты думаешь, у меня все гладко шло? Седьмой год, как из родительского гнезда. И было всякое… Но не раскисаю же… А ты распустил нюни, как баба…

— Да чего я сделал? — закричал Димка. — Человека убил? Зарезал кого?

— Позоришь буровскую семью!

— Во-о-т! — вскочил Димка. — Буровскую! Вы всех под себя гнете. У Буровых все должно быть чисто и гладко, все в норме. Прав Иван Матвеевич, когда говорит: «Буровская машина».

— Твой Иван Матвеевич и людей с машинами сравнивает. Сектант…

— Он такой же мой, как и твой. Но говорит правду. А ведь люди действительно, как машины… Будто из них души вынули. Иногда жить не хочется. Расталкивают локтями, раздвигают, топчут друг друга… И все из-за своей корысти и личной выгоды… Противно. Но запомни… — Димка с трудом перевел дыхание и долго не мог справиться с собою. — Запомни: сила, которой злоупотребляют, никогда не бывает надолго.

— А у тебя удобная позиция — отойти в сторонку, чтобы остаться чистеньким.