Поколение

— Отнюдь. А от глупца-чинуши меньше? А от равнодушного учителя? Врача? — возразил Сарычев. — Зачем далеко ходить, возьмите наш завод, цех, объединение, наконец… Михаил Иванович, не смотрите на меня косо, я не вас имею в виду! Так вот, я вам должен сказать, что глупцы неистребимы и выживают при любых обстоятельствах.

— Согласен, Арнольд Семенович. Меня давно они интересуют. — Круглое, мясистое лицо Зернова расплылось в довольной улыбке. — Народ они забавный! Но чего я не могу определить: больше их или меньше становится?

— Анатолий Яковлевич, — принял шутливый тон Сарычев, — я оптимист. А посему думаю, что меньше. А вообще мы много мудрим. В кадровой политике надо следовать золотому правилу: не личность, а дело.

— По теории-то — да, — опять вмешался в разговор Терновой, — но в жизни… Мир тоже должен умнеть. А вот на практике?

— С практикой всегда хуже, чем с теорией! — захохотал Сарычев. — Теоретически наше объединение в министерстве считается образцово-показательным, а практически… мы не справляемся с планом. Диалектическое противоречие.

— Дурак — явление социальное, — поддержал разговор Буров. — А раз так, то их производит общество.

— Вы, Михаил Иванович, выражаетесь не вполне научно, — заметил Терновой. — Думаю, что общество может только ускорить или замедлить развитие этой популяции, а рождаются они самопроизвольно. Как говорится, их не сеют, не жнут… И потом, термин-то грубоватый. Ухо режет.

— Как говорят ученые, давайте договоримся о терминах, — сказал Сарычев. — Предлагаю: «неумный человек». Конечно, Михаил Иванович, это — социальное явление… И полную ответственность за него несет общество. В том смысле, какое найдет ему занятие. К сожалению, негибкая система управления хозяйством часто использует выдвижение на более высокую должность как поощрение.

— Да, — отозвался Михеев, — если уж человека начали двигать, то двигают до упора.

— Совершенно верно, — согласился Сарычев. — Это, по закону Паркинсона, до уровня некомпетентности выдвиженца. Достигая этой ступени на служебной лестнице, он автоматически переходит в разряд неумных людей.

— И как же быть с этим человеком? — с искренней озабоченностью спросил Михеев. — Возвращать на прежнее место неудобно, да оно уже и занято.

— А на этом пусть губит дело? — Терновой глянул на Бурова и, не дождавшись ответа, уже серьезно продолжил: — Вот тут-то и возникает самая большая проблема! Работа любого парткома, наверное, наполовину, а то и больше — это работа с кадрами. Все знают, как нелегко найти толкового администратора, но еще трудней избавиться от плохого.

— Выдвигали-то сами, — весело заметил Михеев.

— Ничего, — осадил его Зернов. — Начальство тоже поднаторело в работе с кадрами. Одного на учебу пошлет, другому должность новую придумает, чтобы делу не мешал. Одно утешение: чем выше мы протолкнем слабого специалиста по служебной лестнице, тем дальше он отойдет от конкретного дела, и его ошибки смогут исправить люди, стоящие у этого дела.

— Выходит, все мои глупые распоряжения… — начал Буров, но Терновой его прервал:

— Михаил Иванович, ненаучно, ненаучно выражаетесь.

— Все мои некомпетентные указания, — шутливо поправился Буров, — координируются в нижних службах людьми, которые еще не достигли моего уровня.

— Вот именно, Михаил Иванович! — опять заливисто засмеялся Сарычев. — А вы говорите, что у нас низкий кпд производственных совещаний.

— Да где уж там! За этот час я набрался столько ума, сколько, сидя в своем КБ, не имел за годы. Теперь я знаю, как полезно человеку, достигшему уровня некомпетентности, общаться с нормальными людьми, которым еще предстоит мой путь. — Буров сделал паузу, глянул на часы и добавил: — А засим все могут быть свободными. Прошу остаться только Арнольда Семеновича.

Когда все вышли, Буров поднялся из-за стола заседаний и пошел к своему рабочему. Его сразу же атаковали телефонные звонки, которые секретарь сдерживала, пока шло совещание, а как только из кабинета стали выходить люди, направила лавину сюда, и Буров минут десять отбивался от нее, искоса наблюдая за предоставленным себе самому Сарычевым.