Поколение

Степан прибыл в Москву вечером и сразу поехал к себе, на Кутузовский. Звонить он никому не хотел. Буров еще находился в командировке и возвращался только через день, а больше Пахомов ни с кем не собирался встречаться.

2

Ночь Пахомов спал богатырским сном праведника. И было это оттого, что до полуночи ему пришлось пылесосить и мыть квартиру. И когда наконец-то он добрался до своей постели за занавесью в нише, у него совершенно не было сил. Он не был здесь почти год, но в квартире часто жили его друзья и знакомые, которые, приезжая с Севера, всегда останавливались у него. Наверное, усталость была причиной его мертвецкого сна, Пахомов не слышал будильника, а разбудил его настырный звонок в дверь шофера такси, которое он заказал с вечера.

Еще плохо соображая со сна, Пахомов попросил у таксиста десяток минут на сборы, но уже чувствовал, что выспался на славу и его поездка во Владимирскую область к Даше будет удачной.

Стоя под душем, попеременно включая то холодную, то горячую воду, Степан уверял себя в том, что день действительно будет легким и удачливым. Этому несколько причин: он дома, день солнечный, шофер такси пожилой, степенный, не будет как угорелый гнать машину… И от всего этого у него хорошее настроение.

Когда через четверть часа Пахомов садился в машину, он весело спросил у шофера:

— А какие гостинцы привозят молодой маме, которая родила дочь?

Тот неторопливо повернулся к заднему сиденью, где усаживался его чудаковатый пассажир, и свойски подмигнул ему:

— Так ведь это от кого гостинцы, и кто эта молодая мама? — Широкое и приветливое лицо водителя расплылось в хитрой заговорщической улыбке.

— Гостинцы от доброго знакомого, — поддержал шутливый настрой таксиста Пахомов. — А молодая мама — хороший человек.

— Тогда надо на Центральный рынок — и все дела. А там, что на тебя глядит, то и брать.

Степан знал, что контакт в дальней поездке с водителем надо устанавливать с первых минут, и он продолжал изображать из себя пассажира-балагура, за которого его принял таксист.

На рынке они загрузились фруктами, и водитель, увидев, что Пахомов, не торгуясь, покупает самое дорогое, совсем проникся к нему уважением.

Дальше ехали весело, ели фрукты и ягоды, и водитель продолжал подшучивать над своим пассажиром.

— А вишни-то мы покупали владимирские! — похохатывал он. — И клубника оттуда.

— Так, выходит, мы с вами везем лед на Северный полюс? — весело отзывался Степан. — Тогда нужно все это съесть. — И он загребал из целлофанового пакета горсть брызжущих соком ягод. — А повезем только апельсины из Марокко и абрикосы с Кавказа.

— Цветы тоже владимирские везем! — смеялся водитель, и Степан отвечал ему тоже шуткой.

Машина быстро катила по хорошей дороге, к которой подступал среднерусский смешанный лес. По нему соскучился Пахомов, и его все время тянуло остановиться и пройтись по лесу. Уже за поворотом на Электросталь таксист остановил машину, и Степан зашел в еще хранивший ночную прохладу березняк. Постоял, прислушиваясь к бойкому разноголосью птиц и шелковому шелесту листвы, прошелся по тропке до могучих разлапистых сосен и высоких елей.

Что ни говори, а подмосковные леса не сравнишь ни с сибирскими, ни с северными. У них другая, теплая красота. А потом, когда вышел на открытую солнечную поляну, сердце его совсем зашлось. Перед ним расступилась зеленая дубрава из подростков дубков. По стройным рядам деревьев Степан понял, что лес посажен. Но когда? Дубы растут медленно, живут столетья. Наверное, их посадили очень давно, еще до его рождения.

Не хотелось уходить. Услышав сигналы с дороги, их подавал водитель, Пахомов повернул обратно, сетуя на то, что вечно надо куда-то спешить.