— Это Лана. Смотрела оба ролика. Хорошая работа. Впечатлили. Не геройство, не подвиг, но весьма и весьма. Удивлена, не скрою. Жду вас через два часа. Советую приехать — вам будет интересно, я закрою свою часть уговора. Адрес знаете!
И разговор оборвался.
— Поезжай, Серёжа, — подала голос всё слышавшая Маша. — Не играй в гордыню. А заодно узнай, откуда ей известны такие подробности из нашей жизни...
***
— Здравствуйте. Пройдёмте в кабинет, — едва Иванов вошёл в прихожую, заявила странная женщина-библиотекарь, и, не дожидаясь ответа, круто развернулась на каблучках. — Следуйте за мной.
Тапочек гостю никто не предложил и он, неуклюже оббив от налипшего снега ботинки, растерянно заозирался в поисках сменной обуви, думая, как бы не испачкать чистые полы.
— Не нужно! — донесся из глубины комнат голос хозяйки. — Так проходите. Вы же не жить ко мне приехали, с зубной щёткой и сменой белья, потому вам тапочки ни к чему.
Психологически выверенный ход, призванный продемонстрировать всеосведомлённость Ланы, Сергей оценил и уважительно качнул головой, признавая красоту и точность её подготовки. А затем прошёл в дом.
Обстановка в огромном, совмещённом с кухней помещении оказалась минимальной. Диван, стол, пара кресел, небольшой комод. Всё некрупное, ютящееся вдоль стен. Ни весёленьких штор, ни всяких мелочей, столь любимых женщинами, здесь не было. Сплошная пустота, эффектно усиленная сплошь светлыми оттенками в отделке и неожиданно большим количеством света, льющегося как из многочисленных светильников с потолка, так и через незанавешенные окна.
Аэропорт — первое, что приходило в голову при виде всего этого пространства.
А ещё везде висели фотографии. Чёрно-белые, непривычно нечёткие, словно сделанные на примитивных аппаратах в далёком прошлом. Не сдержав любопытства, обожающий всякие ретро-штуки Сергей подошёл к ближайшему, довольно крупному снимку.
Всмотрелся.
...Женщина. Снята со спины, сидит на камне. Она обнажена по пояс, волосы запрокинуты вперёд, на лицо, трогательно, словно напоказ демонстрируя беззащитность тонкой шеи.
Неизвестная не просто позировала, подчиняясь причудам фотографа. Она там жила. Она обхватила, сжала саму себя своими же руками, и по напряжённым мышцам, по обтянутому тонкой, белой кожей позвоночнику создавалось впечатление, что ей жутко больно.
Но только на первый, поверхностный, невнимательный взгляд.
Стоило хоть немного присмотреться, и восприятие увиденного менялось категорически.
Женщина на снимке не страдала, нет.
Она танцевала. Точнее замерла в танце, во всём непередаваемом блеске и ранимости бесстыдно-застенчиво раскрывая в нём себя и свою душу. И удачливый и, без сомнения, талантливый фотограф смог запечатлеть именно это, оголяющее самую суть, мгновение.
Как неизвестная оказалась на том камне, почему раздета — все эти вопросы выглядели откровенно лишними, мелочными, глупыми придирками завистливой бездарности.
Её танец завораживал, заставлял, помимо воли, трепетно представлять всё, что было до и после этой фотографии и сожалеть, что не дано увидеть это зрелище воочию...