Автобиография одной итальянской

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Об этом периоде нельзя говорить, не коснувшись нашего соперничества с Армани. Вот уж воистину шикарный материал для журналистов в стране, которая обожает дерби, и не только спортивные: «Милан» и «Интер»[39], Коппи и Бартали[40], Рим и Милан и, само собой, Армани и Версаче. Говорили, что Армани одевал жен, а Версаче – любовниц. Или, выражаясь более грубо, ему доставались «монашки», а нам – «шлюхи». Наша подруга и клиентка Лала Спаньоль повторяла, что женщины в костюмах от Армани выглядят на десять лет старше, а в костюмах от Версаче – на десять лет моложе. Говорили, что женщины в платьях от Версаче бесстыдно выставляют себя напоказ, а женщины в платьях от Армани деликатно скрывают себя за одеждой. В этом журналистском фольклоре, несомненно, присутствовала доля истины, сдобренная язвительными шуточками и с той, и с другой стороны. Из всех этих шуточек мне больше всего нравилась одна: «У Армани спросили, что возбуждает у него зависть к Версаче, и он ответил: “Его брат Санто”».

Это высказывание я всегда рассматривал как медаль за хорошо сделанную работу. Разумеется, работал я не в одиночку. У меня были потрясающие сотрудники. Несколько имен я просто обязан назвать, ибо они того заслуживают. Помимо Анны-Марии, которую я уже упоминал, я вспоминаю Даниеле Баллестрацци, работавшего со мной с 1992 по 2007 год. Ныне, что вовсе не случайно, он занимает пост заместителя директора у Джорджо Армани. Неоценимый вклад в нашу стратегию внесла Ванда Гальтрукко, женщина уникальная с точки зрения интеллекта и элегантности, представительница миланской буржуазии традиционного склада. Она помогла нам безболезненно внедриться в наиболее консервативные кланы Милана. Город сразу же нас полюбил и немедленно признал гениальность Джанни.

Кроме поддержки Ванды жизненно важной для нас была работа Эмануэлы Шмайдлер, нашего пресс-атташе, отвечавшей за внешние связи. Она начинала в должности дежурного администратора и сделала в фирме Версаче стремительную карьеру. Вместе с фирмой Эмануэла прошла и самые золотые дни, и не оставила нас в самый черный наш день. Она была в Майами вместе со мной и Донателлой, когда мы получили известие об убийстве Джанни и бросились обратно в Милан, обезумев от боли и не веря тому, что случилось.

Опережая свое время, фирма Версаче предоставила женщинам широкое поле деятельности. В коммерческом секторе, работавшем и в Италии, и за ее пределами, трудились, кроме Анны-Марии Пальцу, Джулиана Лернарди, Роза Баттистини, Валерия Джуриола и Федерика Ментасти. За связи с Дальним Востоком отвечала Аннамария Капуто, а за организацию выставок – Патриция Кукко. Если не считать портних в ателье, то девяносто процентов всех служащих-мужчин были геями. Даже в этом мы оказались впереди всех.

Многие из наших сотрудников связали всю свою творческую жизнь с фирмой Версаче, и некоторые из них после гибели Джанни остались с нами. Из таких верных товарищей не могу не назвать необыкновенного Анджело Адзену: он поступил к нам в 1976 году и вышел на пенсию в 2016-м. Он проработал у нас сорок лет, занимаясь моделями для дефиле, зачастую в пик сезона, рядом с Джанни, а потом рядом с Донателлой. Или, допустим, Франко Люссану, получившего высшее педагогическое образование и преподававшего в школе младшего и среднего звена, который стал для моего брата надежной правой рукой. Он был последним, кому Джанни позвонил в тот проклятый день пятнадцатого июля.

Мы с Джанни ежедневно перезванивались и многое обсуждали, постоянно держа друг друга в курсе всех дел. Иногда мы крепко ссорились по самым разным причинам, и тогда по нескольку дней вообще не разговаривали. Но потом всегда мирились без особых объяснений. В наших отношениях все было естественно. Правда, однажды он на меня очень разозлился и грозился сожрать меня живьем. Я тогда поехал в Бейрут, чтобы выбрать магазины для сбыта, не обращая внимания на сложившуюся в Ливане ситуацию. Шел 1983 год, и там только что произошла резня в Сабре и Шатиле[41], а сразу за ней пресловутый теракт в американском посольстве[42]. «Да ты с ума сошел! Надо быть полным психом, чтобы ввязываться в эту бучу!» Такими словами он выразил тогда свои братские чувства.

Мне довелось читать историю ссоры двух братьев Дасслеров, Адольфа и Рудольфа. В двадцатые годы они начали шить модели спортивной одежды, а потом разошлись и стали непримиримыми врагами: Адольф основал фирму «Адидас», а Рудольф – «Пуму». У нас такого случиться не могло: мы себя друг другу не противопоставляли, наоборот, всегда друг друга дополняли. И само собой разумелось, что я выполнял в семье роль соединяющего клея, как мистер Вольф из «Криминального чтива» Тарантино, которому поручали разруливать все проблемы.

Я постоянно занимался всем, что касалось недвижимости: приобретением, продажей, договорами и векселями. Самой удачной оказалась покупка палаццо на виа Джезу, 12, принадлежавшего тогда семье Риццоли и выполнявшего роль точки отсчета во всей географии мира Версаче.

Виа Джезу обязана своим именем францисканскому женскому монастырю и небольшой пристроенной к нему церкви Санта-Мария-дель-Джезу, воздвигнутой первоначально как раз на углу того городского квартала, где монахини занимались врачеванием травами. В 1782 году на этом месте одна из знатных миланских семей, Латтуада, построила себе жилище. Это палаццо под номером двенадцать выполнено в неоклассическом стиле, с небольшим садом в глубине двора.

Помимо своей красоты и богатой истории палаццо всегда имело, да и уверен, что будет иметь большое символическое значение.

Над главным входом красуется изображение Медузы, и оно появилось там гораздо раньше, чем в палаццо переехали мы. Как известно, Медуза – наш символ. «Когда люди посмотрят на кого-нибудь из Версаче, они должны будут почувствовать, как их охватывает ужас, и застыть, словно они заглянули в глаза Медузе», – сказал однажды Джанни. Может, пошутил, а может, и нет.

Из всех домов, что я покупал для себя или для фирмы, палаццо на виа Джезу – место особое. Это 4281 квадратный метр крытой территории, шестьсот квадратных метров двора и девятьсот квадратных метров сада. Мы выкупали эту территорию в несколько этапов в течение нескольких лет. Глаз на нее положили многие, и я горжусь тем, что мне удалось ее заполучить. Виа Джезу стала бьющимся сердцем жизни Джанни в Милане, домом, где жили, творили и любили. Туда он приглашал высокопоставленных гостей, там он, сидя на траве, смотрел с самыми близкими друзьями фестиваль в Сан-Ремо.

Первые 1400 квадратных метров мы выкупили в 1981 году, а завершилась сделка в 1986-м. Журналистка Сильвия Джакомони так описала это событие в газете «Республика»: «Мир меняется, колесо фортуны крутится, символы богатства и могущества переходят из рук в руки: палаццо Риццоли в доме двенадцать на виа Джезу выкупил Джанни Версаче. С гордостью и грустью калабрийский стилист вступил во владение царством самого миланского из издателей и кинопродюсеров. Кто знает, повернулся ли в своем гробу Анджело Риццоли, владетель, который создавал это царство по своему образу и подобию с 1946 года, когда купил его, разрушенное бомбами, у Джаннино Бономи. <…> До шести часов вечера вчерашнего дня все Версаче суеверно избегали строить планы перестройки дворца XIX века, призванного повысить их ранг. В это время в кабинете специалиста по торговому праву Альдо Джарриццо, которого суд назначил куратором наследия Андреа Риццоли[43], должен был состояться торг между теми, кто во вторник внес в качестве залога треть от заявленной суммы в шесть миллиардов. Одна из сторон заявила надбавку в пятьдесят миллионов сверх заявленной суммы. Но торг не состоялся, поскольку в кабинет Джарриццо в тот день явился только представитель Версаче. Остальные претенденты на дворец, Валентино и Труссарди, знатные фамилии, которые могли бы участвовать в торге, решили отступить, причем все по одной и той же причине».

В сущности, между строк в статье Джакомони ясно читается, что мы относимся к разряду тех нуворишей, что завладевают старинными символами миланской культуры. Мы составляем конкуренцию другим производителям, которые ни за что не согласились бы работать под одной крышей с нами.

Затем автор статьи поясняет: «Выкупив палаццо в два приема, Версаче заключил блестящую сделку, поскольку ему удалось сэкономить, навскидку, около семи миллиардов».

Мы оба, и Джанни, и я, так долго мечтали войти в этот дворец. Я был готов выложить на бочку девятнадцать миллиардов лир. Так я и сказал Джанни. А он ответил: «Достаточно и того, что ты не позволил перебить ставку Версаче. Да выкладывай сколько хочешь». Мы друг другу доверяли.

Настолько доверяли, что он не раз просил меня помочь ему в сугубо личных вопросах: избавить его от «бойфрендов», которые становились назойливыми и которых он не желал больше видеть. Нескольким из них я помог собрать чемоданы. Однажды, когда мы выехали в Кортину, чтобы поработать там вместе с Джиромбелли, он доверил мне важное поручение: сменить замки у него в доме, чтобы отставленный «бойфренд» не смог туда войти.

Джанни совершенно не умел завершать все свои любовные истории. К созданию себе неприятностей у него тоже был талант. На помощь он всегда призывал меня.

Он умел вытащить на свет божий все хорошее, что было в дорогих ему людях. Так, он убедил Франко Люссану, школьного учителя, уйти из школы и работать рядом с ним. И Франко оставался у нас до того времени, пока не вышел на пенсию. Антонио Д’Амико имел множество контрактов как консультант, но настал момент, с которого он начал работать только с Версаче, занимаясь линейкой спортивных товаров и линейкой Instante («Инстанте»). Еще одним человеком, которого Джанни хотел постоянно иметь при себе, был Пауль Бек, бывший раньше моделью. Он ездил инспектировать все кампании на местах. А вместе с ним в далекое путешествие Джанни отправлял Донателлу. И в азарте интересного путешествия Донателла и Пауль друг в друга влюбились. Поженились они в Мольтразио в 1983 году. Мы все были у них на свадьбе. Через три года родилась Аллегра, а еще через три года – Даниэль, мои племянники.

10