– Здесь и делать-то сегодня нечего.
– Знаю, – согласилась Нина, нервно наводя порядок на одной из полок. – Так что на самом деле ты мне сегодня и не нужна.
Эйнсли снова окинула взглядом рыночную площадь; сильно подведенные глаза и плохо покрашенные волосы странно выглядели в ярком солнечном свете.
– Идем, Бен! – рявкнула она на брата.
Мальчик неохотно отложил книгу и, повесив голову, потащился за сестрой. А Нине потом пришлось стирать с книги отпечатки его грязных пальцев.
И тут Нина приняла решение. Она и так уж слишком долго его откладывала. А если она не собирается здесь задерживаться, то не важно, сочтут ли местные, что она суется в чужие дела.
Нина выждала несколько мгновений, потом тихо закрыла и заперла дверцы фургона и осторожно пошла по улице вслед за братом и сестрой.
За центральной частью деревни, с мощеными улицами, скрывались куда менее привлекательные улочки: здесь стояли серые муниципальные дома, построенные в пятидесятых годах, одни выглядели чудесно, их окружали цветы, а другие были куда более потрепанными, – но все смотрели на прекрасные зеленые поля внизу.
Нина невольно подумала, что даже если у вас нет ни гроша в кармане, более замечательного места для детства в мире не существует.
Эйнсли и Бен повернули к самому неухоженному из всех домов. Вдоль изгороди из кустарника перед ним валялся всякий мусор, старые игрушки, даже сломанное кресло-качалка. Сплошная грязь. Дверь покрывали царапины и вмятины, стекла в окнах потрескались. Этот дом явно не любили и не заботились о нем.
Нина судорожно сглотнула. Она вдруг осознала, что испугана. В самых мрачных своих фантазиях она воображала Эйнсли под гнетом некоего ужасного отчима или семью, в которой просто никому нет дела до детей. И не знала, хватит ли у нее теперь храбрости. Конечно, работая в библиотеке, она постоянно сталкивалась с разными социальными проблемами. Библиотекари нередко потихоньку сообщали в социальные службы, если одни и те же люди приходили в библиотеку каждый день и засыпали там, потому что им явно некуда было пойти, или вдруг кто-то из постоянных посетителей становился все более неухоженным. А еще многие люди использовали библиотеку как некое неформальное бюро советов, но против этого работники не возражали.
Однако здесь было нечто совсем другое. Да, Нина сунулась не в свое дело, отрицать это невозможно. Она попыталась успокоить себя мыслью, что, в конце концов, это ради ребенка – ребенка, о котором не заботятся, который грязен, в восемь лет едва умеет читать и не посещает школу. И ради Эйнсли, которая оживает только тогда, когда остается наедине с книгами, а отсутствие в ней интереса к чему-то еще может говорить о серьезных проблемах, несвойственных девочке-подростку.
Но Нина все равно чувствовала себя назойливой, человеком, собравшимся лезть в чужую жизнь, вызывая тем самым неприязнь к себе, горожанкой, что суется туда, где ее не хотят видеть. Прежде, в библиотеке, люди сами просили ее о помощи или искренне благодарили за вмешательство. Но ведь сколько раз ни пыталась Нина поговорить с Эйнсли, девушка отчетливо давала понять, что обсуждать ничего не желает.
Но здесь был еще и ребенок…
Нина вздохнула, разрываемая сомнениями. Правильно ли это? Остаться или уйти? Эйнсли ведь сама со всем справлялась. Впрочем, Нина вспомнила и неприятный разговор насчет экзаменов… Это уж точно неправильно, Эйнсли ведь была умной девочкой. Она должна бы стремиться в университет, думать о той радостной жизни, что ждет ее впереди… а не бродить, ссутулившись, по деревне без малейших планов на будущее.
Может быть, Нина сумеет мягко поговорить с родителями, попытается подсказать им, насколько умна их дочь… Да, это нужно сделать. Нужно сделать.
Нина храбро пошла к калитке. Ручка на ней была сломана, калитка едва держалась на петлях. Нина осторожно проскользнула в нее и пошла по камешкам садовой дорожки. Вокруг царила зловещая тишина, нигде не гудели машины, только в воздухе над деревьями лениво кружила одинокая пустельга. Нина мгновение-другое наблюдала за ней, за ее вызывающим благоговение безмолвным величием, и слегка позавидовала птице, свободной от разных социальных обязательств.
А потом она шагнула к двери и быстро постучала, чтобы не дать себе возможности передумать.
Глава 26
Очень долго внутри было тихо. В доме не горел свет, и если бы Нина не видела, как брат и сестра вошли внутрь, она сочла бы дом пустым. Потом наконец кто-то что-то выкрикнул вроде: «Не откликайся!» – Нина узнала голос Эйнсли.