Мы уже рассмотрели вопрос о том, что человек может. Мы знаем, как много в его распоряжении ресурсов, и догадываемся, что стоит на кону. Но мы должны посмотреть глубже: чего же на самом деле хочет человек? Интересно, что часто он, кажется, не знает точно, чего хочет. Если бы он знал, то не сомневался бы: то, что сам человек и другие люди по-настоящему хотят, и то, что демонстрируют в качестве своих желаний, – это разные вещи. Этот вопрос касается нашего представления о себе, так же как и представления о человеке вообще. Кроме того, он затрагивает и более важный вопрос о человеческой природе: что для человека счастье и как он может его найти?
Через мир к себе
Если сегодня зайти в отдел «Психология и психологическая помощь» современного, хорошо организованного книжного магазина, можно легко убедиться, что большая часть книг пытается ответить на вопрос «Как стать счастливым?». Этот вопрос человечество задавало себе издревле, но исследовать в научном мире его начали примерно 120 лет назад. С самого начала он стал одним из главных для тогда еще молодой науки психологии. Однако в начале прошлого столетия он был сформулирован по-другому: в чем основная мотивация человека и что им непосредственно движет? Исследовательская идея опиралась на вполне убедительное предположение: если бы человек понимал, чего он хочет, он бы и знал, что ему требуется для наполненной жизни или что ему нужно дать или сделать, если в жизни стало больше сомнений, неуверенности и нестабильности.
Вся сомнительность этой исследовательской идеи (а изначально этого не предвидели) стала явной только спустя сто лет. Сегодня мы наблюдаем почти необозримое количество психологических и психотерапевтических школ, каждая из которых утверждает, предоставляя более или менее разнообразный репертуар доказательств, что именно она нашла один (если не
В то же время нужно учитывать методическую сложность данного исследования. Это касается, например, тех самых сведений о свободе воли. Психология и психотерапия не только описывают, но в определенной мере также и предписывают и назначают, то есть являются не только наблюдающими дисциплинами, но и влияют на переживания и поведение людей. Интересно, что такие эффекты ожидания могут действовать и в обход сознания, то есть запускать психические процессы, которыми сознание не управляет.
Этот феномен становится очевидным при исследовании травм. В подобных исследованиях редко обращают внимание на некоторые особенности. Дело в том, что пациенты традиционных психоаналитиков чаще всего рассказывают о классических психоаналитических травмах, пациенты терапевтов – последователей Адлера, напротив, рассказывают о травмах, которые тематически касаются самоутверждения, групповой динамики, стремления к значимости. Пациенты терапевтов – последователей Юнга обладают богатым репертуаром архетипов и мифических фигур нашей культурной истории для описания их сновидений[49]. Этот феномен известен также под названием
Само по себе это наблюдение не ставит под сомнение ни одну из названных моделей, но оно дает понять, что опасно пытаться объяснять человека в целом и его психологию какой-либо концепцией, а также заключать его в рамки соответствующей концепции. Очень трудно добиться объективного и «чистого», не имеющего обратного эффекта анализа субъективных процессов.
Эти выводы становятся еще более актуальными, когда мы ищем подходящую мотивационную теорию в большем контексте дальнейших связей. Уже тот факт, что человек с трудом отвечает на вопрос о собственных желаниях и прибегает при этом к научным исследованиям или чтению книг по психологической помощи, кое о чем говорит. Он свидетельствует о существенной неопределенности, которая есть у человека и которой нет у животных ввиду их биологической инстинктивной уверенности. Животным не нужно спрашивать себя, чего они на самом деле хотят, настолько сильна их приспособленность к окружению.
О человеке в разные времена разные мыслители говорили, что он есть существо несовершенное, неопределившееся животное. Можно сформулировать это мягче: природа (жизнь, бытие) в случае с человеком пошла на большой риск, дав ему немалый кредит доверия. Она наделила его воображением, способностью предвосхищать события, создавать то, чего еще не существует; она дала ему язык, который позволяет вместе с другими делать то, что не под силу осуществить в одиночку. Она дала ему две свободные руки, которые практически требуют, чтобы он создавал то, что без его участия не могло бы быть создано или не появилось бы в такой форме, – она позволила ему серьезно вмешиваться в естественный ход вещей.
Таким образом, природа или бытие с самого начала дали человеку огромные возможности, но, по всей видимости, не приложили объяснения, каким образом и для чего лучше всего их использовать. Но мы знаем о том, как человек появляется на свет, знаем, что он смертен, что он обладает неиссякаемым запасом заботы и любви, а также свободой. Этих тем в книге мы уже коснулись. Однако те же воображение и интеллект, которые дают нам возможность помогать другим людям, делают также возможным изобретение страшнейших систем вооружения, используя которые человек причиняет другим невыносимые страдания и даже может подвергать опасности саму основу своего выживания – природу. Таким образом, широкий репертуар возможностей сталкивается со свободой выбора в том, как их применять.
Вопрос, который задает психология в том числе и себе самой: «Чего же хочет человек?» – выходит далеко за рамки психологии. Ведь он касается не только человека, но и самой жизни.
Исходя из того, что мы способны найти основную мотивацию человека, теоретически можно предположить, что природа все же дала нам инструкцию, как в жизни ощутить полноту, на отсутствие которой человек жалуется. Нужно просто найти ее, исследуя, что для человека является благом, что делает его жизнь успешной. Если расклад верен, то кажется, что весь непростой процесс эволюции человека ведет к тому, чтобы проявить себя естественным образом. Что конкретно это значит? Под основной мотивацией человека мы подразумеваем также цель и причину данных нам в жизни возможностей, а также одновременно данную нам максимальную независимость от внешних и внутренних обстоятельств.
Представление о человеке едва ли можно отделить от картины мира. В тот момент, когда теория мотивации обнаруживает свою действенность, мы узнаем не только чего хочет человек (это и есть содержание теории), но и для чего он существует в этом мире с его сравнительно свободным набором качеств. Мы узнаем, почему же природа пошла на такой риск в случае с человеком.
Чтобы найти универсальную человеческую мотивацию, можно взглянуть на те характеристики и способности человека, которые могут возникнуть только из относительной свободы и благодаря ей. Мы должны также убедиться, что, по всей видимости, это именно те характеристики и способности, которые, как говорилось раньше, во многом не вписываются в классический детерминизм. Достаточно подумать о неиссякаемом запасе заботы, симпатии, любви, дружбы и интереса – фактически эти феномены раскрываются только в свободной среде и нуждаются в ней. То же самое касается и смысловой мотивации, о которой мы уже знаем: она тоже зависит от свободной среды, как и ответственность и, в общем, все феномены, свойственные исключительно человеку и сопровождающие его волю созидать: культуру, направленное внимание, интерес, участие, понимание, восприятие и т. д. Что бы мы ни говорили о человеке, мы говорим также и о мире – человек в равной степени является продуктом и частью мира и способен влиять на этот мир и благодаря своему неповторимому набору способностей привносить в мир вещи, которых без человека не было бы.
Вероятно, эта сложная взаимосвязь между представлением о человеке и картиной мира приводит к тому, что непросто получить однозначный ответ на вопрос, что же движет человеком. Это не составило бы проблемы, если бы психология и ее отдельные направления не подвергались искушению, жертвами которого рано или поздно становились почти все научные дисциплины. Искушение это состоит в том, чтобы найти убедительную формулу, которая объясняет отдельный феномен, и, вынув из контекста, применять ее к большему количеству феноменов, чем она предназначена. Это легитимный научный метод: если отдельный феномен объясняется достаточно простой формулой, то стоит проверить, не распространяется ли она и на другие феномены. В естественных науках этот принцип постоянно подтверждается.
Проблематичным такой подход становится тогда, когда его применяют для изучения восприятия и поведения человека (а таким образом, и понимания мира). Более того, проблематичным является уже сам объект изучения, поскольку он связан со свободой, а его пытаются загнать в рамки определенных теорий. И то же самое пытаются сделать с восприятием и поведением, которые изначально сопротивляются такому подходу, так как по своей природе не приемлют детерминизма, присущего всякому каузальному подходу.
Для примера возьмем развитие биологизма в биологии. Сегодня ученые согласны друг с другом в том, что процесс адаптации и отбора является механизмом возникновения и развития видов. Эту формулу (больше потомков, разнообразие потомства, выживание и успешное размножение самых приспособленных видов) можно легко применить к другим, более сложным феноменам. Как правило, это признак пригодности научной модели. Данную модель в немного измененной форме можно применять в сфере конкуренции идей[51], а также к некоторым центральным аспектам экономического развития[52].
Менее очевидно, однако, как именно с помощью этой формулы объяснить альтруистическое поведение, ведь ключевой момент развития, который в ней заложен, – это выживание сильного за счет слабого. Так как простое наблюдение в этом и подобных случаях не всегда помогает, пробелы должна восполнить
ebooksa