Кроатоан

— Идем дальше.

— Ребята, давайте не забывать о нашей цели, — почти ласково предлагает Ларедо, как будто старый учитель шутя журит за шалости неразумных учеников. — Профессор Кармела до сих пор находится в обсерватории. Жива она или нет, жучки, прикрепленные к ней, продолжают работать. И это уже кое-что.

Никто не отвечает, на сей раз даже Мавр не обращает на него внимания. Теперь группа идет чуть медленнее, но каждый движется в своем ритме. Ничего общего с человеческой гусеницей. Они как будто осознали, что настоящих врагов тут нет, рассуждает на ходу Ларедо. Как будто убедились, что опасность и гибель здесь несут они сами, с их высокоточными винтовками, а все остальное — только деформация привычных представлений, вроде как после трудных родов взять и расстрелять вопящего младенчика.

Ларедо отмечает и кое-что еще. Он не только лишился руководства в группе: он лишился всех своих качеств, он больше не живое существо. Он перестал быть даже «команданте». Никто на него не смотрит, никто не принимает в расчет. Сейчас ситуация балансирует между силой (Де Сото) и разумом (Мавр), а Бюст с Оливером принимают ту или иную сторону.

Ну а он ничего собой не представляет. «Нечего терять, некем командовать».

— Поворачиваем, — неожиданно объявляет Де Сото и указывает на придорожную канаву. Идущие впереди спускаются с дорожки в сторону леса. Мавр снова хлопает себя по лбу:

— В лес? Сумасшедшие! Ну ладно!..

Он тайком подает Ларедо шутливые знаки, нечто вроде «ну и тип этот Де Сото», а потом тоже лезет в канаву, не выпуская винтовку из рук. Ларедо как может следует примеру Мавра; его ботинки промокают насквозь. Полы рубашки при спуске раздуваются, как парашют. Этот горный лес (Ларедо вспоминает название: Альберче) не слишком густой. Деревья (наверное, дубы) гармонично распределены между буграми и склонами. Бюст, идущая впереди и чуть в стороне, поднимает руку и опускается на корточки:

— Я что-то вижу.

Понятно, она что-то видит, — злится Ларедо. Полная идиотка.

Вообще-то, здесь много чего можно увидеть. Музей конца времен. Повсюду разбросаны вещи и предметы одежды. Ларедо выделяет из этого многообразия ремни, галстуки, женские и мужские трусы, юбки, ботинки, носки, очки, зажигалки, сигаретные пачки, чулки, игрушки, часы. Ларедо представляет себе Великую распродажу, пиратскую барахолку древней человеческой цивилизации. В узкой канаве лежит молодой парень с переломленной спиной, глаза у него остекленевшие, как у рыбы на прилавке. Толстая женщина с пышной прической, одетая только в бюстгальтер со спущенными бретельками, стоит возле дерева: рот ее насажен на толстый сук.

— Глянь-ка сюда, куманек! — подзывает Де Сото и тыкает в голую ягодицу стволом винтовки.

— Целлюлит, — смеется Оливер.

Ларедо видит, что на этих трупах, остановленных в своем продвижении, совсем немного крови. Он не знает, почему так: то ли эта жидкость умело скрывается в темноте, то ли это еще один признак отсутствия человечности. «Последнее, наверно, ближе к истине, — решает Ларедо. — Кровоточат только живые существа. Возможно, заболевание — или что там еще — превращает тебя в манекена и из твоих открытых ран сыплется порошковый наполнитель».

Теперь группа движется медленно, как будто растеряв весь кураж. «Ребята, не будьте такими серьезными!» Ларедо уже готов поделиться своей радостью: хотя лес и собрал свою дань, огромная человеческая гусеница действовала в целом успешно. И среди растений потерь тоже немало: сломанные ветви, растоптанные кусты. Безоговорочная победа человеческого катка-многоножки.

— Вы верующий? — интересуется Мавр как будто невзначай, пиная ногой платье из легкой ткани — один из многочисленных остатков кораблекрушения.

Этот вопрос застает Ларедо врасплох. Но он быстро понимает, что и любой другой вопрос тоже застал бы его врасплох.

— Мои родители верующие. Я — нет. Послушай, ты же по-настоящему не араб? Я имею в виду…

— Моя семья из Алжира, — отвечает Мавр и больше не развивает эту тему. — Так, значит, вы не верите в Бога…

— Я верю в смартфон. Но как видишь, он тоже умер.