Кроатоан

— Точно-точно, — подтверждает довольный Серхи. — Я в детстве в котел свалился, как Обеликс[26].

— Да, но их всего три, — замечает Борха.

— Ну, мы с Бизоном тоже не участвуем, — отвечает Нико, целясь в Логана. — Мы отправляемся в дежурную аптеку за новой порцией таблеток, ведь так, Логан? Ты ведь, дружок, мастер доставать дурь, не разочаровывай нас.

Логан ничего не отвечает, только мрачно смотрит на Нико.

— Ты не можешь так поступить, — вмешивается Кармела.

— Ну конечно могу, — усмехается бывший полицейский, глядя только на Логана, точно вызывая на поединок. — Мудрый ведь говорил: Большая Мать, «дикая жизнь»… Оставим таблетки людям цивилизованным… Только ты и я. Не волнуйся, Кармела, мы уйдем достаточно далеко, чтобы нас не коснулся следующий здешний пик, — ну, если повезет.

Кармела видит, что Логан тоже улыбается, словно принимая вызов.

— Думаешь, мне ссыкотно? — Логан, не переставая улыбаться, уже идет к двери под прицелом Нико. — Бизону не ссыкотно. Я уже прошел через это, а ты еще нет.

— Прекрасно, — отзывается Нико. — Я уж точно могу пройти все, что прошел ты.

— Нико, тебе не нужно… — шепчет Кармела, чувствуя, что вот-вот разревется.

Художник весело подмигивает, продолжая держать Логана на мушке. А тот уже открывает наружную дверь.

— Успокойся, Кармела, я делаю то, чего, согласно Манделю, не могу не делать, а вдобавок ко всему мне еще и нравится. Я хочу преподать этому щенку такой урок, которого он не забудет… А заодно попытаюсь разобраться еще в парочке «преднамеренных заблуждений». — Уже на пороге бывший полицейский снова поворачивается к Кармеле. Их взгляд сродни тем, которыми порой обмениваются люди, не знакомые друг с другом, но уже чувствующие, что они навеки вместе. Нико тянется, чтобы обнять ее свободной рукой. Уткнувшись в широкое тело художника и бывшего полицейского, Кармела превращается в маленькую девочку и заходится неровным горьким плачем. Он целует ее в волосы. — Мы еще увидимся, если такое возможно. И давайте уже, глотайте. Удачи.

Кармела смотрит мужчинам вслед сквозь завесу слез: две тени в ночи, шагающие мимо «вольво», покосившегося под грузом мертвых тел.

29. Большая Мать

Нико Рейноса больше не видит мерцающего света в окнах обсерватории. Теперь их обволакивает темнота ночи без луны, с клочковатыми тучами. Логан хромает впереди — ни дать ни взять раненый танцовщик с обнаженным торсом.

— Смотри куда ступаешь, Большой Мамонт, ты же еле идешь.

— Получше тебя, старая сучка, — огрызается Логан.

«Вот уж точно, повеселюсь я на славу», — предвкушает Нико.

Дорожка идет вверх, и путники тоже. У Логана нет необходимости оборачиваться и спрашивать указаний; Нико тоже помалкивает. На подъеме дорога сужается, становится такой узкой, что, хотя путники идут посередине, высокие ветви деревьев задевают их с обеих сторон. Художнику вспоминаются прогулки по лесу вместе с отцом, когда тот рассказывал мальчику о работе в полиции, о справедливости и чести, обо всех надеждах, которые он возлагает на сына. Из-за этих воспоминаний в Нико нарастает злость на Логана. Его детская вера в Большую Мать — всегдашний предлог для жесткого секса и употребления наркотиков — позволила Логану быть тем, что он для себя выбрал, творцом самого себя, артистом в своем собственном театре.

— Слушай, Логан, а кому пришла в голову мысль о Стае? — ехидно интересуется Нико. — Все ваши маски, ритуалы, празднества… Даже для тебя это слишком тупо.