Кроатоан

— Не волнуйся, Энрике, я сама ему послала эсэмэс про обсерваторию.

— Ну, если так… — Шум в телефоне подсказывает девушке, что Энрике вышел из машины или открыл окно. Клаксоны гудят еще настойчивее. — Я тут выбрался наружу глотнуть воздуха. Я правда мечтаю тебя увидеть, но здесь вокруг такой хаос…

— Ты… ты говорил со своей семьей?.. — осторожно спрашивает Кармела.

— Да, моя бывшая жена увезла детей за город, к своим родителям. Должно быть, это ее лучшая идея за последние годы… Я говорил с ними полчаса назад, у них все хорошо… — Кармела напрягает слух и слышит странные звуки где-то в отдалении. Она не успевает спросить, потому что Энрике сам добавляет скороговоркой:

— Погоди, Кармела, там что-то странное.

Энрике Рекена держит телефон у уха и наблюдает. Он, как и многие другие, вышел из машины и находит взглядом самый конец длиннющей процессии автомобилей, скопившихся позади его «лендровера». Энрике видит дома по обе стороны шоссе. Видит Мадрид вдалеке, огни вертолетов, свинцовые облака. И слышит удары. Они далеко, но они приближаются. Удары не слишком громкие, и поначалу Рекене кажется, что с таким звуком сталкиваются машины в пробке, однако точный повторяющийся ритм в такое объяснение не укладывается. Как будто одно за другим бьются стекла. Как будто двое безумцев с молотками в руках движутся вдоль рядов машин и долбают лобовые стекла, но к его «роверу» пока что не подобрались.

А потом Рекена замечает кое-что еще.

— О господи, — выдыхает он в трубку.

— Энрике? — Голос у Кармелы сейчас очень нежный и заботливый, но даже она не в силах его успокоить.

Туча над последними машинами как будто отделилась от остальной ночи, обзавелась собственной чернотой и теперь движется вперед, непостижимая и губительная. Энрике щурится. Господи, что это? Водители, вышедшие с ним на шоссе, машут руками и убегают в противоположном направлении. Те, кто до сих пор сидел в машине, следуют их примеру. Женщина, которую бросил водитель, выбирается из правой двери с ребенком на руках, безумно озирается и выкрикивает одно и то же имя. Энрике отходит с ее пути, женщина не видит его в своем слепом бегстве. Следом за ней с воплями устремляется целая группа.

— Энрике, что происходит? — Кармела умоляет его ответить, в голосе ее слышны слезы.

Энрике не отвечает. Он вглядывается в черную тучу. Летучие мыши. Невероятно. Их тысячи. Они сбились в такую плотную массу, что непонятно, как они вообще могут лететь.

И все-таки ритмичный шум исходит не от стаи летучих мышей.

Энрике отмечает, что удары раздаются из машин, в которых до сих пор остались пассажиры, — когда туча мышей оказывается над ними. Ряд за рядом, машина за машиной, влажные хлопки, от которых окна заливаются кровью. Энрике уже догадывается, что происходит внутри. «Люди бьются головой о стекла, или кусают сами себя, или…»

Кошмарное явление приближается равномерно, в соответствии с продвижением темных млекопитающих. До его «ровера» остается пятнадцать рядов, четырнадцать рядов, тринадцать рядов…

Уже почти все пассажиры из этих рядов покинули свои машины, но, чем бы ни была вызвана эта самоубийственная волна, Энрике замечает, что она накрывает и тех, кто бежит недостаточно быстро. Вот одинокая старушка: бежит, спотыкается, падает на асфальт, вытягивает шею, закатывает глаза, изо рта у нее вырывается сгусток крови. Именно в этот момент над старушкой пролетают мыши. Они не пищат. Они производят странные механические звуки. Энрике рассматривает их завороженным взглядом биолога: летуны сформировали в небе плотный диск. Те, что по краям, просто летят вперед, но те, что в центре, кусаются и раздирают друг друга в клочья. На асфальт сыплется град маленьких тел, место погибших тут же занимают их соседи.

Воронка, которая сужается при перемещении. Седьмой ряд, шестой ряд…

Энрике не хочет бежать, но бежит. Он сам поражен своими действиями: Энрике Рекена всегда считал себя человеком, который не поддается общей панике. Но ноги его бегут сами собой. А телефон он по-прежнему держит возле уха.

— Кармела… — Энрике задыхается на бегу. — Послушай… Я…

Водители оставили двери своих машин открытыми, и это замедляет бег; Энрике одни двери огибает, другие захлопывает. Он не хочет смотреть назад. Он бежит за теми, кто бежит впереди, глядя только на пространство перед собой. Никогда прежде он не испытывал такого страха. Сердце готово разорваться после одного-единственного решающего удара.