Город заблудших

— Он называет себя Дариусом, — говорит Габриэла, — но это не его настоящее имя.

— Так он серьезно демон? С рогами и хвостом?

— Чувствуешь себя не в своей тарелке?

— Да нет, я в норме, только… — Черт возьми, кому я мозги пудрю? — Ну, в общем, да. Я ведь понятия не имею, что за хрень вокруг творится.

— Что ж, справедливо. Дариус и правда демон. Говорит, он инкуб. Но мне кажется, он просто озабоченный.

Не представляю, что бы это значило, но похоже, что ничего хорошего.

Габриэла с грохотом закрывает дверь лифта, и мы едем вниз.

— Ладно, спрошу еще раз. Каков твой куш в этой ботве? На кой тебе камень?

— Я же говорила, — раздражается она, — больше тысячи бездомных…

— Нет. Ты какая-то суперпуперведьма, которая управляет… хрен знает какой империей, или как ты там это называешь. Так что наверняка есть что-то еще. Так всегда бывает.

Ее губы кривятся, как будто она одним махом откусила пол-лимона. Ясно: не привыкла барышня объясняться. Ей явно это не по вкусу.

— Я купила это место около двух лет назад, когда работала на своих хозяев. Темой моей диссертации было «Влияние гентрификации на население без определенного места жительства». По большому счету, мне хотелось только выкупить это здание и помогать тем, кто, как я знала, ни от кого больше помощи не получит. Другими словами, мне хотелось дать что-то взамен. Понимаешь, о чем я?

— Не очень, — говорю я. — А как ты втянулась в роль невидимой Брухи? Не подумай чего. Лично мне даже нравится, что уличное отребье скачет по первому твоему слову.

— Все не так просто, как ты думаешь. Я такой родилась. Моя семья занималась этим в Мексике из поколения в поколение. Мама пыталась уйти от наследия, поэтому в семидесятых переехала сюда. Но, когда я начала видеть то, чего другие не видят, у нее опустились руки.

— Вернемся к Брухе. Значит, все по-настоящему?

Габриэла кивает:

— Да. Я всего лишь приняла себя такой, какая есть, и пустила это в помощь тому, чего хотела. — Она пожимает плечами. — В глубине души я соцработник. Будет проще, когда я стану старше. Молодую девушку никто всерьез воспринимать не хочет.

— Господи Иисусе, — говорю я. — За последние два дня я всякого сумасшедшего дерьма навидался, но думаю, ты во главе списка.

— И не говори. Только что я бегала по собеседованиям в поисках работы, а теперь занимаюсь всем этим.

Глядя на нее, я тоже не воспринимаю ее всерьез. Но улыбка у нее по-настоящему обезоруживающая. Что-то есть в ней такое, что я понимаю: в покер с ней лучше не играть. Пусть выглядит она мило и невинно, но в ее глазах я вижу стремления и амбиции.