Развод. Ты предал нашу семью

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нин… — шепчет Глеб.

— Отстань, — сердито отвечаю я.

— Вот это по-нашему! — Любка одобрительно бьет ладонью по бедру, и я опрокидываю в себя яйцо.

Желток с белком проскальзывает в глотку, и я сглатываю. Причмокиваю, и Глеб аж открывает рот, возмущенно вскинув брови.

И меня на удивление не тошнит. Откладываю пустую скорлупку в сторону и шепчу Любе:

— Никогда так раньше не делала.

— А зря, — качает головой. — Сырые яйца спортсмены даже глотают, но тут важно правильные яйца глотать. Толку с магазинных не будет. И яйца должны быть проверенными и от хороших людей.

Глеб со вздохом опускается рядом, глядя на Ярика:

— Любят женщины поговорить о яйцах, да?

— А чего о них не поговорить-то? — Люба приподнимает подбородок. — Даже в деревне сразу хорошие яйца не найдешь. О ваших даже речи не идет, — фыркает. — Мелкие, бледные… Тьфу, даже в руки неприятно брать.

У Глеба вздрагивают ноздри, и он медленно сглатывает, сдерживая в себе смех.

— А еще часто тухлые, — подтверждает Ярик возмущения своей ненаглядной. Садится за стол и кривит губы. — И вкуса никакого.

— У меня еще утки есть, — Люба обращается ко мне шепотом. — Но, дряни такие, яйца не несут. Отказываются. Если не образумятся, то пойдут под нож. Я и тебе парочку дам.

— Спасибо.

— Ну, если не утки будут, то яйца, — Люба пожимает плечами. — Тоже ничего, да?

Я киваю. И мне немного завидно. Я вижу энергичную женщину, которая живет на своей земле. И есть в ней то очарование, которое называется самой жизнью. Простой, но в то же время очень трудной и благодарной.

— Слушай, Яр, — Глеб вздыхает, — это все, конечно, мило… но мы сюда ведь не за яйцами и курицами тащились, верно?

— Верно, — отвечает Ярик и замолкает.

Люба тоже как-то мрачнеет, и руки под стол прячет.

— Я прямо-таки теряюсь в догадках, — Глеб цепко всматривается в побледневшее лицо Ярика. — Ты нас ночь мариновал, Яр. Выкладывай.