Дарвинизм в XXI веке

Практически сразу после этого произошло еще одно важное изменение — «саванновые» человекообразные перешли к передвижению на двух ногах. Это, впрочем, не повлекло за собой быстрого «очеловечивания» — во всех остальных отношениях они оставались обезьянами. Тем не менее выходцы из леса успешно освоили жизнь в открытых ландшафтах, широко расселившись по саваннам и образовав целый букет форм. Самые древние из известных сегодня — это сахелянтроп (живший 7 млн лет назад) и оррорин (6,5 млн). К более поздним временам (5,5 и 4,4 млн лет назад) относятся останки двух видов ардипитеков. Еще позже (начиная с 4,2 млн лет назад) на сцену выходят австралопитеки — несколько похожих друг на друга видов, эволюционные связи между которыми не вполне понятны. Именно к одному из видов этой группы — Australopithecus afarensis — принадлежала знаменитая Люси. Впрочем, в широком смысле австралопитеками называют не только представителей рода Australopithecus, но и их ближайших родственников — плосколицего кениантропа и массивных, обладавших сверхмощными челюстями парантропов. Несмотря на горделивый корень «антроп» в некоторых родовых названиях, все они оставались не более чем прямоходящими обезьянами.

Однако не позднее 2,3 млн лет назад в Восточной Африке от одного из видов австралопитеков отпочковывается новая форма. Главное ее отличие — заметно увеличенный объем мозга: если у австралопитеков он был таким же, как у всех предшествовавших им форм (в среднем около 450 кубических сантиметров), то у нового существа он превышал 600 куб. см и продолжал увеличиваться в процессе дальнейшей эволюции. Обладатель такого мозга получил научное имя Homo habilis — «человек умелый». Гордое Homo в качестве родового имени, помимо всего прочего, означает, что этих существ (и всех их потомков) ученые причисляют уже не к обезьянам, а к людям. Хотя реальные различия между ранними хабилисами и поздними австралопитеками не так уж велики[301].

В дальнейшем события развиваются быстрее. Уже около 1,9 млн лет назад всё там же, в Восточной Африке, появляются потомки хабилисов — так называемые архантропы, или эректусы. У ученых нет единого мнения о том, сколько биологических видов кроется за этим термином. Одни объединяют всех архантропов в один вид Homo erectus — широко распространенный и весьма изменчивый. Другие выделяют ранние африканские находки в отдельный вид Homo ergaster. Третьи считают необходимым придать видовой статус европейским эректусам — Homo antecessor и Homo heidelbergensis (впрочем, для этого надо сначала решить, считать ли их разными видами или одним). Собственные латинские названия имеют и некоторые другие представители этой группы ископаемых гоминид. Но все ученые согласны с тем, что эректусы — сколько бы их там ни было — представляют собой не просто новую форму, но новую ступень «очеловечивания» по сравнению с хабилисами. Они окончательно распрямились (слово erectus и означает «выпрямленный»), научились пользоваться огнем, их размеры были гораздо крупнее, чем у хабилисов, а объем мозга достигал 800–1000 куб. см. И именно эректусы первыми из гоминид вышли за пределы Африки, расселившись от Британских островов до Индонезии. Кстати, индонезийский эректус — это то самое существо, которое широко известно под устаревшим и не вполне корректным именем «питекантроп». Вопреки расхожим выдумкам никто его не «отменил» и не «разоблачил» — наоборот, в той же местности, где в 1891 году Эжен Дюбуа нашел первые фрагменты скелета своего питекантропа, позднее были найдены останки еще нескольких особей того же вида, доказывающие, что эти существа обитали в тех краях постоянно в течение по крайней мере нескольких сотен тысяч лет. Но вот само слово «питекантроп» сегодня антропологи действительно не употребляют: при беспристрастном рассмотрении отличия эректусов (как яванских, так и всех прочих) от современных людей оказались слишком малы, чтобы относить их к разным систематическим родам. Эректусов включили в род Homo, и род Pithecanthropus оказался упразднен[302].

Эректусы и стали непосредственными предками современных людей — Homo sapiens. Долгое время считалось, что между ними была еще промежуточная стадия — неандертальцы. Однако в XXI веке специалисты по геномике окончательно доказали то, что подозревали многие антропологи XX века: неандертальцы — не предки сапиенсов, а параллельная ветвь, «двоюродные братья». В это же время были открыты еще как минимум два вида «поздних Homo», существовавших одновременно с H. sapiens — H. floresiensis с индонезийского острова Флорес (получивший за свой малый рост прозвище «хоббит») и не имеющий пока официального латинского названия алтайский «человек из Денисовой пещеры» — денисовец. Видимо, оба они — тоже потомки каких-то эректусов, но их точное место на фамильном древе гоминид еще предстоит выяснить. Наконец, совсем уже недавно, в апреле 2019 года, команда палеоантропологов, много лет ведшая раскопки на филиппинском острове Лусон, возвестила о существовании еще одного вида древних людей — Homo luzonensis. Найденные ими останки имеют возраст 50–67 тысяч лет, но на острове найдены также каменные орудия, возраст самых старых из которых оценивается в 700 тысяч лет. Пока что положение H. luzonensis на родословном древе гоминид и даже обоснованность выделения их в самостоятельный вид совершенно неясны, но предполагается, что они, как и флоресские «хоббиты», — потомки яванских эректусов, как-то попавших на Филиппины и прошедших там собственную эволюцию.

Что же касается нашего собственного вида, то он, согласно наиболее принятой версии, сформировался около 200 тысяч лет назад опять-таки в восточной Африке. С тех пор он несколько раз пытался расселиться за ее пределы — через Суэцкий перешеек либо через Баб-эль-Мандебский пролив (который, как и многие другие проливы, в плейстоценовые времена был намного ýже, чем сейчас — огромная масса воды была сосредоточена в материковых ледниках, и уровень Мирового океана был на десятки метров ниже современного). Некоторые из этих попыток, видимо, кончались неудачно — популяции сапиенсов-переселенцев через некоторое время угасали. Но около 50 тысяч лет назад одна из волн экспансии сапиенсов, пройдя вдоль берегов Индийского океана, добралась до Австралии. А вскоре еще одна волна прорвалась на Ближний Восток и далее — в Европу. В дальнейшем ее потомки вытеснили коренных обитателей этих мест — неандертальцев, а затем заселили и весь остальной мир.

Сапиенс, где брат твой неандерталец?

Когда мы переходим от самих изменений к их возможным причинам, эволюция человека представляется сплошным скопищем загадок. Почему наши предки, расставшись с деревьями, немедленно встали на две ноги? Почему у них спустя несколько миллионов лет вдруг начал быстро увеличиваться мозг? Почему древнейшие из известных орудий по крайней мере на 200 тысяч лет старше самых древних останков их предполагаемых создателей — Homo habilis? Почему часто оказывается, что самые подходящие «кандидаты в предки» того или иного вида жили не там и/или не тогда, где и когда впервые появился этот вид? На каждый из этих вопросов в современной антропологической литературе можно найти по несколько предположительных ответов — но, как нетрудно догадаться, это означает, что среди них нет ни одного не только неопровержимо доказанного, но хотя бы общепринятого и выглядящего более вероятным, нежели прочие.

Понятно, что журналист-популяризатор не может быть судьей в этих спорах. Поэтому я оставляю их специалистам и будущему, ограничившись более подробным обсуждением лишь одного вопроса — столь же загадочного, но почему-то привлекающего к себе гораздо меньше внимания: почему виды рода Homo так плохо уживались друг с другом на одной территории?

В самом деле, если посмотреть на нашу эволюционную историю уже после отделения наших предков от предков шимпанзе и бонобо, то до появления первых Homo (хабилисов) в Восточной и Южной Африке обитала целая плеяда видов австралопитеков. Вскоре после появления хабилисов все они — именно все, а не только тот вид, который и породил этих новых прямоходящих — исчезают. С появлением эректусов исчезают и сами хабилисы. Эректусы широко расселяются по Старому Свету, дают множество местных форм — то ли видов, то ли подвидов, — от них происходят новые виды гоминид: загадочные денисовцы, миниатюрные «хоббиты», неандертальцы и, наконец, наши собственные предки. Но везде, где они появляются, быстро исчезают местные формы эректусов. А с выходом из Африки представителей Homo sapiens та же участь постигает и всех, в чьи места обитания они приходят — неандертальцев, денисовцев, «хоббитов». Пока, наконец, примерно 18 тысяч лет назад на всей Земле не остается один-единственный вид прямоходящих антропоидов — мы.

Выше я сказал, что этому вопросу уделяется относительно мало внимания, но это не совсем правда. В столь общей форме его действительно обсуждают сравнительно редко. Но один из частных эпизодов этой долгой многоактной драмы относится к числу самых популярных — как у ученых, так и у широкой публики — сюжетов эволюционной истории человека. Это приход сапиенсов в Европу и последовавшее вскоре после этого исчезновение коренного гоминидного населения этого региона — неандертальцев.

Напомним вкратце, что мы знаем о ходе событий. Данные сравнительной геномики показывают, что обособление неандертальцев как отдельного вида произошло где-то между 500 и 400 тысячами лет назад. С этой цифрой удивительно хорошо согласуются результаты исследования останков нескольких десятков особей из Сима-де-лос-Уэсос близ Атапуэрки (Испания). Возраст этих костей — около 430 тысяч лет, а их признаки выдают в их обладателях переходную форму между неандертальцем и его предком — гейдельбергским человеком, то есть поздней европейско-африканской разновидностью Homo erectus.

Итак, неандерталец — чисто европейский по происхождению вид рода Homo, сформировавшийся, видимо, на Пиренейском полуострове (или в более обширном регионе, включающем его) и расселившийся отсюда по всей западной части Евразии. Разумеется, и после отделения от общего ствола Homo он продолжал эволюционировать. Около 130 тысяч лет назад он достиг своего классического облика (как раз к этому времени относится исчезновение вида-предка — Homo heidelbergensis) и после этого почти сто тысяч лет процветал по всей Европе, а также на Кавказе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Средней Азии и в Сибири (по крайней мере, южной). Но около 40 тысяч лет назад в Европу и на Ближний Восток приходит из Африки другой вид продвинутых Homo — люди современного типа (сапиенсы). И с этого момента следы присутствия неандертальцев становятся все более редкими, пока около 30 тысяч лет назад не исчезают вовсе[303].

Есть ли связь между приходом сапиенсов и исчезновением неандертальцев? И если да, то какая именно?

Ни по первому, ни особенно по второму вопросу единодушия среди ученых сегодня нет. Некоторые из них полагают, что неандертальцы исчезли еще до прихода в места их обитания сапиенсов. Это, естественно, ставит вопрос о причинах столь внезапного исчезновения процветающего и широко распространенного вида — и соответствующие гипотезы не заставляют себя ждать. В 2010 году российские археологи Любовь Голованова и Владимир Дороничев выступили с утверждением, что причиной исчезновения неандертальцев стала серия сверхмощных извержений южноевропейских и кавказских вулканов (в том числе Эльбруса и Казбека) 45–40 тысяч лет назад и наступившая после этого «вулканическая зима». По мнению авторов гипотезы, «ни о каких контактах неандертальцев и сапиенсов в Европе говорить не приходится», сапиенсы пришли на уже безлюдный континент, а небольшая примесь неандертальских генов, найденная у современных людей, — результат контакта неандертальцев с первой волной экспансии сапиенсов на Ближнем Востоке 60–70 тысяч лет назад (см. предыдущую главку). Подтверждение своей гипотезы авторы видят в том, что во многих европейских и кавказских пещерах между слоями с неандертальскими артефактами и/или останками и аналогичными слоями, оставленными сапиенсами, лежит «стерильный слой», не содержащий никаких артефактов и очень мало костей животных. Причем конкретно в Мезмайской пещере (юг Краснодарского края), где работали сами авторы, этот слой содержит большие количества вулканического пепла.

Думаю, читатель без труда узнает в этой гипотезе очередной неокатастрофистский сценарий (см. главу 10) — на сей раз предлагаемый как объяснение исчезновения одного-единственного вида. И вопросы, которые вызывают все подобные сценарии, в данном случае звучат особенно остро. Может ли в принципе физическая катастрофа (будь то падение астероида, гигантское извержение или еще что-то) полностью уничтожить процветающий вид — тем более такой экологически и поведенчески пластичный, как неандертальцы, — и при этом никак не сказаться на других видах, в том числе куда более экологически уязвимых, чем представители рода Homo? И почему вулканы, уничтожив все человеческие популяции от Гибралтара до Алтая и от берегов Печоры до Палестины, не затронули восточную Африку, где ждали своего часа сапиенсы? «Вулканическая зима» не бывает локальной или региональной: этот эффект возможен лишь тогда, когда дым и пепел проникают в верхние слои атмосферы, где мощные воздушные течения разносят их по всему земному шару.

Впрочем, эти неудобные вопросы вряд ли могли сильно повредить судьбе гипотезы питерских археологов. Как мы уже видели, катастрофизм сегодня в палеонтологии явно в моде, и трактовка любого вымирания — даже одного-единственного вида — как результата какого-нибудь светопреставления (которое, конечно же, всегда найдется где-нибудь неподалеку в геологической летописи) принимается научным миром если не на ура, то во всяком случае всерьез. Но как быть с многочисленными находками неандертальцев в Европе позже роковой черты в 40 тысяч лет? Авторы «вулканической» гипотезы ничтоже сумняшеся объявляют все их датировки результатом методической ошибки, порождаемой загрязненностью неандертальских останков современной бактериальной и вирусной ДНК — что якобы приводит к занижению возраста находки. Оставим в стороне вопрос о том, каким образом бактериальное загрязнение может «омолодить» человеческую ДНК и почему молекулярные биологи знают об этом меньше, чем археологи, никогда сами с ДНК не работавшие. При всей своей пикантности этот вопрос не имеет отношения к делу — поскольку ни одна неандертальская находка не датирована по тем или иным параметрам содержащейся в ней ДНК. Их датируют совсем другими методами — причем весьма различными, основанными на разных принципах (радиоизотопными, палеомагнитными, оптическими, измерением толщины пещерных натёков и т. д.). Разумеется, не все эти методы применимы в каждом конкретном исследовании, но как-то трудно представить, что все они врут в одну и ту же сторону и примерно на одну величину. Поверить во что-то подобное могут разве что креационисты.

За год до публикации «вулканической» гипотезы в Ле-Руа (юго-западная Франция) были найдены кости неандертальцев, несущие характерные следы фирменной сапиенсной разделки. Как совместить эту находку с утверждением, что два вида в Европе никогда не встречались? Неужели сапиенсы выкапывали из-под вулканического пепла и расковыривали древние неандертальские кости?

Не удивительно, что «вулканическая» версия нашла мало сочувствия у специалистов. Подавляющее большинство антропологов связывает исчезновение неандертальцев именно с появлением в местах их обитания сапиенсов. Но как именно одно предопределило другое?

Homo homini homo est

Не только среди широкой публики и в популярных изданиях, но и у серьезных ученых большим успехом пользуется версия, что неандертальцев просто съели. («И один вид съел другой вид. Как это у нас принято… Причем, поскольку разумные, то есть с памятью и возможностью прогноза ситуации — едят усиленно и с расчетом на будущее», — пишет в своем блоге один из самых эрудированных и оригинально мыслящих современных российских биологов.) Эта версия подкупает своей простотой и наглядностью и к тому же прекрасно соответствует распространенному сегодня в массовом сознании образу человека-хищника, непрерывно уничтожающего все живое. Находка из Ле-Руа была воспринята сторонниками этой точки зрения как долгожданное прямое и окончательное доказательство: раз ели, значит, точно съели!

Спорить с тем, что сапиенсы ели неандертальцев, было бы странно — конечно, ели. Точно так же как неандертальцы ели неандертальцев и сапиенсы ели сапиенсов. Прямых археологических свидетельств того, что неандертальцы ели сапиенсов, пока не найдено, но, скорее всего, это вопрос времени. В любом случае это вряд ли имеет отношение к вопросу о судьбе неандертальцев — в конце концов, и сапиенсы, и неандертальцы куда регулярней ели многих других животных, прежде всего крупных копытных. Что, однако, не помешало этим животным дожить до наших дней или, по крайней мере, — до исторических времен[304]. Совершенно непонятно, почему смышленый и неплохо вооруженный неандерталец должен был оказаться более уязвимым, чем, скажем, дикий кабан — благополучно процветающий по сей день даже в густонаселенной Европе, несмотря на интенсивную охоту.