- Боитесь, Роксана?
- Да, боюсь, - призналась я. – Простите, я думала, что окажусь смелее…
- Боитесь за себя или за меня? – спросил он коротко и резко.
Я на секунду замялась прежде, чем ответить.
- Не обращайте внимания. Обычные женские запоздалые страхи. Я справлюсь.
- Не сомневаюсь, - пробормотал он. – Итак, с чего начнём?
- Сначала осмотримся, - предложила я, делая вид, что не замечаю его недовольства.
А он был недоволен, это несомненно, хотя и старался вести себя как ни в чём не бывало. Но зачем-то щёлкнул по носу мраморный бюст нимфы, которую господин Эверетт поставил у входа, для вдохновения. Бюст красовался на декоративной колонне, и милорд Бранчефорте небрежно на неё опёрся, исподлобья наблюдая за мной.
Я обошла мастерскую, стараясь ступать как можно тише. Нет, я не боялась вспугнуть спрятавшегося злодея. Никто не станет здесь прятаться, да и рядом с графом я не боялась никаких злодеев… Но шуметь не хотелось. Сама обстановка в мастерской не располагала к громким разговорам и к смеху. А ведь столько часов я провела здесь в милых беседах, и даже находила компанию Эверетта приятной. Только оказалось, что не всегда приятная компания остаётся таковой.
И всё же, художником Эверетт был очень талантливым.
Медленно проходя мимо картин, поставленных на подрамники, я не могла не восхититься ярким краскам и четкому рисунку. Лица портретов будто светились изнутри, пейзажи были гармоничным дополнением к сюжету – как отличные театральные декорации. Господин Эверетт был умным человеком. Иногда мне казалось, что он видит людей насквозь. И всё же где-то он совершил ошибку, допустив к себе убийцу… А может, потому и ошибся, что обезумел, был ослеплён… Ослеплён мною…
Остановившись возле моего портрета, я долго не могла заставить себя поднять ткань, которой он был занавешен. А потом приподняла её лишь настолько, чтобы увидеть собственное нарисованное лицо.
Очень похоже. Будто смотрюсь в зеркало.
- Как поступят с картинами, милорд? – спросила я.
В прошлый раз я смотрела только на платье, так бесстыдно скрывавшее или, вернее, открывавшее женские прелести, а сегодня я посмотрела в глаза нарисованной себе.
Эти глаза казались бездонными – насмешливыми и грустными одновременно. И мрачными. И ещё – яростными. Будто женщина на портрете собиралась мстить всему миру… Сколько эмоций в нарисованных глазах… Только великий мастер мог изобразить подобное. Но неужели, именно такой меня видел художник? И неужели, я – такая?.. Разве я собиралась кому-то мстить?.. А разве господин Ронбери не мстил своими насмешками?..
- Картины будут переданы вдове Эверетта, - голос графа Бранчефорте оторвал меня от размышлений о собственных душе и намерениях. – Теперь они принадлежат ей, как наследство от покойного мужа.
- И… и мой портрет тоже? – я заставила себя опустить ткань, закрывая картину, и почувствовала себя так, словно избавилась от нежелательного свидетеля. – Мне бы не хотелось, чтобы вдова увидела… это.
- Согласен с вами, - произнёс Бранчефорте после некоторого молчания. – Ни к чему её волновать. Да и никому не надо этого видеть. Я сегодня же прикажу, чтобы картину отправили в столицу…
- В ваш дом? – живо обернулась я к нему. – В вашу галерею?
ebooksa