Вымыв полы и выскоблив столы, Клер уже в сумерках села у окна, плотно занавесив шторы, зажгла свечи и достала дедушкину записную книжку, куда он записывал интересные рецепты или кулинарные тонкости. Пытаясь сосредоточиться на чтении, Клер все равно слышала, как играет музыка в ресторации «Пища богов», и как подъезжают и подъезжают экипажи с гостями. Там был праздник, были восторги и торжество, не то что в пустом бушоне.
Чтобы не слышать чужого веселья, Клер заткнула уши. Но разве просидишь долго с заткнутыми ушами?
Дверь отворилась без стука, и Клер даже не удивилась, когда вошел Ренье.
— Как ты? — спросил он.
Клер пожала плечами.
— Мне очень жаль, что все так получилось, — почти повторил он слова Жюля.
На нем был выходной черный костюм и белая роза в петлице — видимо, пришел к ней сразу после праздника, даже не стал переодеваться.
— Мне тоже жаль, — ответила Клер очень спокойно.
— Могу я чем-то помочь? — спросил он после продолжительного молчания.
— Нет, — ответила Клер.
Он топтался на месте и совсем растерял высокомерие и надменность. Не похоже на Ренье Равеля. Точнее, на Рена Рейва.
— Что будешь делать сейчас? — спросил он, стараясь разговорить Клер.
Она опять пожала плечами:
— У тетушки Мадлен завтра именины, испеку ей «любовных косточек» в подарок.
Губы Ренье тронуло подобие улыбки:
— С голубикой? — спросил он.
— Да, — Клер отложила записи и встала. — Шел бы ты… Сегодня день выдался не из легких, а мне еще делать заварное тесто.
— Клер! — позвал он, как будто она находилась за сотню миль, и взял ее за плечи.
— Что такое? — холодно вскинула она брови.
— Я не хочу уходить, — ответил он просто и потянулся с поцелуем.