— Я же просил не провоцировать, Дикая. Сама напросилась. Теперь не жалуйся.
Посасываю сладкие губы, ныряю в ее рот языком. Она мычит, извивается подо мной змеей. Спускаю штаны вместе с боксерами. Марина замирает, тяжело дыша, и, не отрывая глаз, смотрит на меня. Хочу чувствовать ее, слишком долго я себя сдерживал.
— Не надо, не трогай меня. Я не хочу, — шепчет, прогибается, откидывая голову.
— Я тоже не хочу больше твоих провокаций и истерик, — голос становится хриплым.
Царапаю щетиной ее нежную кожу, оставляя красные отметины.
— Отпусти меня, — бьет меня в грудь кулаками, вырывается, только сильнее меня распаляя.
— Довольно, — рычу, теряя терпение.
— Ты мне не нужен после других девок, — кричит со злостью. — Силой возьмешь?
— Не было после свадьбы никаких девок. Потому что все мысли только о тебе, зараза, — хрипло шепчу на ухо, лихорадочно целую плечи.
Одной рукой я фиксирую Марину, держа за горло, второй вожу членом между ее мокрых складочек. Марина закатывает глаза и слегка подается вперед, еле заметно, но я все чувствую. Резко вхожу в нее, вкладывая в движение всю ярость и похоть.
— Ах, сволочь, ненавижу тебя, — вскрикивает Дикая, выгибается и сжимает пальцами одеяло. — Я не хочу так.
— А как ты хочешь? По-хорошему ты не понимаешь, значит, будет только так. Жестко и грубо.
Начинаю вколачиваться в нее. Она шире раздвигает ноги. Кусает нижнюю губу.
— Какая же ты узкая, — вдалбливаюсь сильнее, жестче, но звериный голод не проходит. Мне мало.
Как же в ней горячо и влажно. Она начинает дрожать, громче стонать, уткнувшись в мою грудь. Спина горит огнем, когда Марина впивается ногтями и с нескрываемым наслаждением царапает меня. Ее губы кричат проклятия, а руки сильнее обнимают. Наш секс похож на поединок. Она плотнее сжимает ноги на моей пояснице.
Переворачиваю ее на бок, пристраиваюсь сзади. Ласкаю клитор. Она все так же шепчет проклятия в мой адрес, а когда останавливаюсь, умоляет, чтобы продолжал. Сжимаю ее горло, целую мокрую шею и утыкаюсь носом в затылок. Когда слишком долго терпишь, ограничиваешь себя и подавляешь желание обладать единственной и самой желанной женщиной, твои стоп-краны летят к чертям в одно мгновение, а ревность на грани безумия сводит с ума. Алкоголь и дурманящий аромат ее кожи развязывает мне язык.
— Что ты делаешь со мной, Дикая. Я же забываю ее, в моих мыслях только ты, — мощный толчок, ее протяжный стон.
— Я уже не помню ее голоса, потому что слышу только тебя, — еще толчок, ее рваный крик.
— Я больше не чувствую ее запах. Потому что твой аромат въелся в каждую мою пору.
— Батур, Батур, — она кончает, выкрикивая мое имя и захлебываясь эмоциями.