К горлу Вентшлера подкатила желчь. На экран тем временем вернулось трио за столом.
– Да, он уже три месяца работает в Государственном музее, – говорил чернокожий мужчина, – и никаких признаков рецидива. Конечно, придется еще некоторое время продолжать терапию, но он замечательно адаптируется. Мы и в случае Геббельса питаем кое-какие надежды.
– А архипреступник? – спросил корреспондент.
Все трое пожали плечами. Фрейлейн Дасс сказала:
– Ну, конечно, его бред так долго поддерживался всеми, кто подчинялся его безумным приказам… но даже в его случае мы еще не до конца оставили надежду.
– Большое вам спасибо.
Назад к флагам и закадровому голосу:
– А теперь новости спорта…
Для Вентшлера это было уже слишком. У него закружилась голова и свело внутренности. Поднявшись, изо всех сил стараясь не утратить внешний самоконтроль, он вопросительно взглянул на Фойерштайна.
Угадав, в чем дело, хозяин жестом подозвал Франца.
Ровным шагом, приведшим генерала в бешенство, высокий ариец – господи, слуга,
Когда же его заберут назад в его собственное время? Он этого больше не вынесет! Это пытка страшнее наихудшего ночного кошмара!
Постепенно ему полегчало. Послышалась веселая мелодия; хлопнули двери, и, судя по звукам, гости вышли танцевать на выложенном плиткой полу вестибюля, более подходящего, нежели ковры в других виденных им комнатах. Он вдруг представил, как они заходят сюда, и поспешно схватил туалетную бумагу, скрытую в белом пластиковом дозаторе.
Лишь вытянув и оторвав два куска, он заметил, что на них, как и на всем остальном рулоне, был штамп – единственная свастика, которую он видел за все время пребывания здесь.
Тогда-то он достиг точки кипения. Он закричал. Вошли дворецкий и его помощник и быстрым, бесстрастным удушающим движением лишили его сознания.
– Затем, – продолжал мистер Секретт, – ему сделали усыпляющую инъекцию и на оснащенной цепями противоскольжения машине отвезли к покрытому глубокими трещинами леднику. Оттуда его отнесли – Франц и его ассистент работали спасателями в горах, так что вес им был нипочем, – метров на двести вверх и бросили на удобном порожке. К рассвету все кончилось: тщательно смонтированный выпуск новостей с кадрами из научно-фантастического фильма, который никто не видел, потому что с началом войны съемки пришлось прекратить, обертка от мыла, все мелкие издевательские детали и последний оглушительный удар – все было уничтожено, а актеры вернулись к обычной жизни. Конечно, они не были профессионалами. Так, обычные люди, у которых было почти так же много причин ненавидеть нацистов, как у того, кто назвался Фойерштайном, но далеко не так много денег. Все представление обошлось ему в миллион фунтов, не меньше. Только представьте, сколько ему пришлось дать взяток! Но это была весьма справедливая расплата за то, что по приказу Вентшлера сотворили с его родителями, а кое-какие детали кажутся мне просто блестящими…
В кафе, кроме нас, уже никого не осталось, и персонал начал явно на что-то намекать. Но, даже когда мистер Секретт замолчал, я не мог пошевелиться и сидел в оцепенении. Он начал собираться первым.
– Что ж, старик, – сказал он, глядя на часы, – вижу, у меня осталось всего несколько минут, чтобы успеть на автобус в Базель. Сегодня лечу домой, пора снова за работу.
– Постойте! – воскликнул я. – Кто на самом деле этот Фойерштайн?
– Неужели вы всерьез полагаете, что я вам это скажу! Так или иначе, он уже мертв.