Метелл ошеломленно повернулся к Марку.
– Ушам своим не верю! Неужели он и игры мои хочет испортить вдобавок к тому, что осуждает мое управление собственной провинцией? Народ этого, конечно же, не потерпит!
– Еще как потерпит, – спокойно ответил Марк. – Разве ты слышишь чьи-нибудь возражения?
Действительно, таковых было очень мало, и их быстро заглушил рев одобрения.
– Но как это возможно? – воскликнул Метелл.
– Ты не понимаешь, – снова сказал Марк. – Народ любит императора.
Остальные зрелища прошли без сучка без задоринки. Метелл, однако, никак не мог сосредоточиться. Он сидел насупившись и будто окаменев. Хмурое выражение, застывшее на его лице, нарушалось лишь частым ворчанием: все это – заговор, призванный преуменьшить его достижения, ведь Цинат завидует его популярности среди плебса. Марк терпеливо сносил жалобы, но испытал облегчение, когда последнее представление подошло к концу и довольная толпа широким потоком хлынула к выходам. Коротко попрощавшись и еще более коротко отсалютовав Цинату, Метелл велел свите расчистить путь на улицу и быстро покинул амфитеатр.
Марк Плацид уходил медленно, задумчиво, прислушиваясь к замечаниям зрителей. Минуя молодую пару – изящного, красивого юношу в сопровождении красавицы, обнаженной, как принято было среди наиболее дорогих куртизанок, – он ловко подслушал их беседу.
– Хорошие игры, – сказал юноша.
– Разве не великодушно со стороны цезаря помиловать того старика? – ответила девушка.
– Исключительно великодушно! Сколько носило пурпур тех, кто скорее приказал бы специально заточить волкам зубы, потому что мясо на старых костях, наверное, жесткое!
– Ах, если бы такой император был с нами вечно!
На долю секунды Марк застыл как вкопанный, а потом двинулся дальше. Через некоторое время он сделал кое-что, не сочетавшееся с достоинством сенатора: начал напевать популярную песенку, которую можно было услышать в римских борделях.
Когда вечером его паланкин опустили на землю перед домом Метелла, он опять начал петь, но, заметив изумленный взгляд факелоносца, который, несомненно, знал, где родилась эта песня, взял себя в руки и направился к двери.
Сквозь плеск фонтанчика в атриуме он услышал громогласный, полный ярости крик Метелла:
– Если ко мне пришли с визитом, велите им явиться утром вместе с остальными посетителями!
– К вам сенатор Марк Плацид, легат, – уважительно произнес номенклатор.
Метелл издал хриплый звук, который раб принял за позволение проводить гостя к генералу.
Метелл лежал на кушетке, рядом стоял кувшин фалернского вина. Миловидная рабыня-гречанка массировала ему шею.
– Надеюсь, это важное дело, Марк, – резко сказал он. – У меня, видишь ли, не лучшее настроение. И ты знаешь почему!