В тусклом свете приборов, на фоне черной дороги и бело-серых грязноватых сугробов по ее краям, Пег увидела отражение его лица, проступившее на ветровом стекле, словно это был призрак Пеппера в известном фокусе. Погрузившись в себя, молодой человек хмурился.
– Последние недели я просто пытался понять, что к чему. Болтался без дела.
– У меня то же самое.
Пег вспомнила долгие часы, что она в последние недели провела дома у телевизора, надеясь втайне, что тот, как магический кристалл, подскажет ей, что делать. Но раздался неожиданный звонок – это была Фелиция, которая предложила встретиться за обедом. Она хотела поговорить о брате и, может быть, понять, в чем она была не права, когда поссорилась с ним из-за его трейнитских симпатий.
Фелиция сказала Пег, что эти вопросы мучали ее с того самого момента, когда она узнала, что продолжительность жизни в США неуклонно снижается.
Спокойный тон, которым Фелиция проговорила это, потряс Пег до глубины души. Обед продлился до полуночи: разговор превращался в ожесточенный спор и вновь возвращался в мирное русло, но постепенно вызрел именно этот план: навестить денверскую общину, поговорить с Зеной, вдовой Децимуса, забыть про официальную точку зрения на трейнитов («их основатель сошел с ума, а первый апостол – наркоман») и для разнообразия сформулировать свой независимый взгляд на все эти дела.
Пег восприняла этот план как нечто фатальное. Перспектива вновь увидеть общину, Зену, Рика и прочих детей, но уже без Децимуса, пугала ее. Но это нужно было сделать. В конце концов, мир не прекратил существования со смертью одного человека.
По крайней мере, не вполне прекратил.
Она вдруг осознала, что молодой человек на заднем сиденье говорит, и говорит так, словно он много дней молчал и теперь хочет освободиться от ноши, которая давит на его душу.
– То есть, – говорил он, – я уже не мог от него ничего принимать, верно? Я спрашиваю – верно?
Пег вдруг вспомнила его имя. Петтингилл. Один из приемных сыновей Джейкоба Бамберли – тот, что исчез из колледжа. Что же касается Фелиции, то та, похоже, слушала молодого человека более внимательно, потому что спросила:
– А вы видели этот продукт, который, как они говорят, отравил и убил всех этих людей в Ношри?
– Видел, конечно, но не на его столе, – ядовито ответил Хью. – Сам-то он ест лучшую говядину! Высокомерный самовлюбленный ублюдок! Хочет, чтобы все лизали его ботинки. Чтобы вокруг него крутились тысячи людей и говорили: «Да, мистер Бамберли, нет, мистер Бамберли, как скажете, мистер Бамберли». Меня уже тошнит от всего этого.
Молодой человек залез в карман своего толстого пуховика и вытащил маленький пластиковый пакет.
– У меня есть кат. Хотите пожевать?
– Хочу, – отозвалась Фелиция и потянулась назад. Пег поежилась. Класть в рот то, на чем остались следы чьей-то слюны… Даже если про кат говорят, будто в этих листьях содержится бактерицид и риск заразиться гораздо ниже, чем при поцелуе.
Хотя и целоваться – как-то не очень…
И она сказала резко:
– Побыстрее заканчивайте. Я вижу огни коммуны, а вы знаете, как они относятся к наркотикам…
– О, Пег! Как здорово, что ты приехала! А это, конечно, Фелиция, так?