– Господи. – Рядовой Пендлтон, самый молодой в роте, первым увидел столпотворение у входа на узкий понтонный мост: мужчины, женщины, дети, скот, повозки и тележки – все сбилось в плотную кучу. Еще утром, когда капитан Хоган перевел их на северный берег, им встретилось лишь несколько человек, но сейчас к мосту было не пробиться. – Как же мы перейдем, сэр? – спросил Пендлтон.
Ответа у Шарпа не было.
– Не останавливаться! – крикнул он, сворачивая в переулок, больше похожий на крутую каменную лестницу, сбегавшую к нижней улице.
Перед ним, волоча по камням оборванную веревку, скакала коза. Чуть в стороне валялся пьяный португальский солдат. Ружье лежало рядом, на груди – бурдюк. Шарп, зная, что мимо вина его люди не пройдут, сбросил мех на землю и для верности пнул ногой, да так, что кожа лопнула. Чем ближе к реке, тем у́же становились улочки, тем больше появлялось беженцев. Высокие дома чередовались с мастерскими и складами. Какой-то кузнец заколачивал досками дверь – мера совершенно бесполезная и даже вредная, поскольку разозленные французы только попортили бы инструменты. Выкрашенная красным дверь хлопала на ветру. На веревке, протянутой между двумя домами, сохло белье. Прилетевшее ядро разбило черепицу и разнесло в щепки стропила; осколки дождем осыпались на улицу. По дороге, прихрамывая и жалобно скуля, прыгала собачонка. Женщина призывала потерявшегося ребенка. Две монахини пытались провести к мосту группу одетых в одинаково унылые серо-белые рубахи и насмерть перепуганных сирот. Из церкви выбежал священник с большим серебряным крестом в одной руке и богато расшитыми одеждами в другой. Шарп вспомнил – через четыре дня Пасха.
– Разгоняйте прикладами! – крикнул Харпер, пробиваясь к запруженной беженцами узкой арке.
Груженная мебелью повозка опрокинулась посередине дороги, и Шарп предложил стрелкам отодвинуть ее в сторону. Под ногами треснул спинет – а может, клавесин, – хрупкий инструмент разломился в щепки. Некоторые из стрелков, расталкивая прикладами взрослых, тащили за собой сирот. В суете кто-то опрокинул две корзины, и по булыжной рассыпались живые угри. Французы установили пушки в северной части города и теперь били по португальской батарее на террасе под монастырем.
Три солдата в синих мундирах выскочили из переулка, и тут же три винтовки повернулись им навстречу, но Шарп успел раньше, чем прозвучали выстрелы.
– Это португальцы! – крикнул он, распознав союзников по высоким киверам. – И опустите оружие.
Не хватало только, чтобы кто-то случайно выстрелил в толпе.
Из дверей таверны вывалилась пьяная женщина и попыталась обнять одного из португальцев. Солдат оттолкнул ее, а Шарп, обернувшись на его возмущенный крик, успел заметить, что двое его стрелков, Уильямсон и Таррант, проскользнули в распахнутую дверь. Чертов Уильямсон! Крикнув Харперу, чтобы остальные пробивались к мосту, лейтенант вернулся к таверне. Увидевший его за порогом Таррант обернулся и открыл было рот, но Шарп врезал ему кулаком в живот, схватил обоих за шиворот и столкнул лбами, после чего, ткнув Уильямсону в горло и хлестнув Тарранта по физиономии, выволок их на улицу и, не говоря ни слова, погнал пинками к арке.
Народу на улице стало еще больше – к горожанам добавились экипажи примерно тридцати торговых британских кораблей, оказавшихся в ловушке из-за упрямого западного ветра. Моряки ждали до последнего момента, надеясь, что ветер все же переменится, но теперь надежды не осталось, и они в поисках спасения покинули свои суда. Счастливчики переправились через Дору на корабельных шлюпках, остальные влились в хаотичный поток беженцев, сгрудившихся у входа на мост.
– Сюда! – крикнул Шарп, увлекая своих людей вдоль растянувшихся по берегу складов с таким расчетом, чтобы обойти образовавшуюся пробку и подобраться к переправе сбоку.
Высоко над головой проносились ядра. Португальскую батарею заволокло дымом, и каждые несколько секунд дым сгущался еще больше, в нем вспыхивало красным, грязно-дымный хвост расплетался над рекой вслед за улетавшим в сторону неприятеля снарядом, а воздух сотрясало гулкое «бум».
Забравшись на кучу пустых ящиков из-под рыбы, Шарп попытался определить, далеко ли еще до моста и когда его люди смогут к нему добраться. Времени оставалось все меньше. Португальские солдаты уже десятками скатывались к переправе по узким, крутым улочкам, а где-то за ними шли французы. Сухая ружейная пальба звучала дискантом на фоне басовых раскатов артиллерии. Присмотревшись, Шарп заметил, что карета миссис Сэвидж благополучно перебралась на южный берег, но ее хозяйка не воспользовалась мостом, а переплыла через реку на громоздкой и неуклюжей барже с вином. Другие баржи еще ползли по воде или только готовились отчалить, но заправлявшие на них вооруженные люди принимали на борт только тех пассажиров, которые могли заплатить за услугу. Шарп знал, что мог бы попасть на баржу и без денег, однако, чтобы достичь пристани, нужно было вначале пробиться через бурлящую толпу женщин и детей.
Нет, через мост будет, пожалуй, легче. Мост представлял собой дощатый настил, переброшенный через Дору и опиравшийся на восемнадцать винных барж, прочно державшихся на якорях вопреки течению, сил которому добавляла приливная волна со стороны океана. Движение по мосту, и без того беспорядочное, окончательно вышло из-под контроля, когда в воду начали падать первые французские ядра. Шарп оглянулся – на холме появились зеленые фигурки французских кавалеристов, а голубые мундиры пехотинцев уже виднелись на улочках у его подножия.
– Боже, спаси Ирландию, – пробормотал сержант Харпер, и Шарп, знавший, что ирландец обращается к этой короткой молитве только тогда, когда дела идут совсем плохо, оглянулся.
Оглянулся, да так и не смог отвести взгляд. Надежда на спасительную переправу рухнула – через мост им уже не перейти. Как, впрочем, и многим другим. Потому что случилось непоправимое.
– Господи, – невольно прошептал он. – Господи…
Посередине моста португальские саперы устроили подъемный трап, чтобы при необходимости пропускать идущие вверх по течению баржи. Трап покрывал самый широкий промежуток между понтонами и представлял собой дубовый настил на тяжелых дубовых балках. Поднимали его с помощью пары лебедок, а веревки проходили через шкивы, закрепленные на толстых столбах, подпиравшихся, в свою очередь, железными стойками. Механизм получился громоздкий и тяжелый, длина пролета вышла большая, и саперы, принимая в расчет тяжесть сооружения, поместили по обе стороны моста уведомления о том, что проезжать по трапу разрешается не более чем одной карете, но с приближением опасности на предупреждение перестали обращать внимание, и две поддерживавшие настил баржи начали проседать под весом хлынувших через него людей, повозок и орудий. Понтоны, как и все суда, протекают, и на этот случай к ним были приставлены люди, обязанность которых заключалась в том, чтобы отчерпывать воду, но люди эти сбежали. Мост опускался все ниже и ниже, пока наконец две самые большие, центральные баржи не скрылись полностью под водой. Кто-то закричал, кто-то остановился, и все же давление с северного берега только нарастало, и настил уходил все ниже.
– Матерь Божья… – пробормотал Шарп.
ebooksa