Дотянуться до звёзд

22
18
20
22
24
26
28
30

Я кивнул.

– Ага, ладно. Увидимся дома.

– Увидимся.

Я вылез из спортивной машины Коннора, стоившей каких-то восемьдесят тысяч долларов, и сел в свою колымагу.

Никогда еще контраст между нашими жизнями так не бросался в глаза. Коннор ошибался – порой деньги имеют огромное значение. Порой наличие или отсутствие денег решает, будешь ли ты наблюдать, как твоя любимая девушка волнуется за отца, или купишь ей билет на самолет, чтобы она могла быть рядом с ним.

Я повернул ключ в замке зажигания, но мотор не отреагировал.

Я опустил голову на руль и прижался к нему лбом, вновь чувствуя себя так, словно падаю на стадионе, под взглядами сотен людей. Падаю, и мне не хочется подниматься.

Автомобиль Коннора все еще стоял на парковке. Возможно, Коннор и не сообразил позвонить Отем, когда ей требовалась поддержка, но он ни разу не пропустил мои выступления. Он никогда не бросал меня одного на День благодарения. И он все не уезжал с парковки – ждал, что я заведу мотор.

«Он тоже заслуживает счастья».

Коннор улыбнулся, помахал мне рукой и подвез до дома.

Глава девятнадцатая

Отем

Я сидела в комнате ожидания рядом с реанимацией, опустив голову на плечо брата. С другой стороны от меня сидела мать, сцепив руки на коленях. Рыжие волосы мамы поседели на висках, лицо, неизменно румяное, осунулось от тревоги, она словно постарела лет на десять.

Мой отец любил повторять, что если он – горючее, на котором работает мотор нашей семьи, но Линетт Колдуэлл – это механизм, на котором все держится. С самого своего приезда я ни разу не видела у мамы ни слезинки. Ее синие глаза смотрели твердо, оставаясь сухими. И она ни на секунду не заснула, бдительно наблюдала, как снуют туда-сюда медсестры. Я унаследовала мамины рыжие волосы и прагматизм, а от папы мне достались трудолюбие и мягкосердечие.

«Папино сердце едва не остановилось».

Врач сказал, что у папы была почти полная блокада сердца, и чудо, что он еще жив. И все же отец жив, и я вот-вот смогу его увидеть – благодаря Кон-нору.

Я закрыла глаза и поудобнее устроила голову у Трэвиса на плече. Мой восемнадцатилетний брат был почти полной копией папы, унаследовав его внешность, доброту и трудолюбие. Однако мама говорила, что у Трэвиса такой ветер в голове, что просто удивительно, как это он еще не улетел. Жизнь фермера ему нравилась; любовь к земле у него в крови. В детстве он проводил теплые летние вечера в гамаке, висевшем во дворе, пил лимонад и наблюдал за светлячками, а я сидела за столом на крыльце в обнимку с учебниками.

Я мечтала поступить в колледж и отправиться в большой мир. Трэвис чувствовал, что весь мир сосредоточен на нашем дворе.

В коридор вышла медсестра и направилась к нам, так что мы все разом выпрямились.

– Можете его навестить, – сказала она.