– Что произошло, Уиллоу? Забудь обо всем остальном. Что произошло? Расскажи мне обо всем.
Я рассказала ей обо всем.
В отличие от вчерашней взрывоопасной ярости, сегодня историю прерывали тихие икающие всхлипы. Рассказать Айзеку было все равно что бросить гранату сквозь лед и немоту, разрывая на мелкие осколки. Рассказать Энджи – значит просто позволить словам выпасть из дыры, оставшейся после взрыва.
Энджи сидела на кровати рядом со мной и плакала.
– Тебе нужно вызвать полицию, – сказала она. – Тебе нужно выдвинуть обвинения.
– Не могу. Это произошло девять месяцев назад.
– Не имеет значения.
– Я уничтожила все улики, а у него моя фотография.
– Уиллоу, ты должна…
– Я не должна ничего делать, – ответила я. – Я не могу… Боже, я… я чувствую себя такой грязной.
–
Баркли молча положил свою длинную морду мне на колени и посмотрел на меня влажными карими глазами, как обычно поступают понимающие все собаки.
– Я никогда никому не рассказывала, – сказала я. – Никогда. До прошлой ночи. Пожалуйста, просто позволь мне… все обдумать. Ладно?
– Конечно, – она снова крепко меня обняла. – Боже, мне так жаль. Сделаю все, что тебе понадобится. Все, что хочешь.
Послышался стук в дверь, и раздался женский голос с другой стороны.
– Энджи?
Дверь открыла более взрослая копия Энджи. Те же черные кудри, те же полные округлости под струящимся платьем.
– Милая, я уже выхожу. Баркли в… ой, простите, я не знала… – на лице отразилось потрясение и беспокойство, когда она перевела взгляд с меня на свою дочь и обратно. – Здравствуйте?..
– Уиллоу, это моя мама, Бонни, – сказала Энджи, все еще обнимая меня. – Мам, это моя подруга Уиллоу Холлоуэй. Вчера у нее была трудная ночка. Ей нужно принять душ и поесть, а затем нам нужно будет сказать, что она провела ночь у нас, ладно?
– Анджела, – сказала Бонни суровым тоном.