Невольно Велга огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивали, но рядом с ними оставался один лишь Щур на потемневшем от дождя столбе.
– Батюшка говорил, чародеи служат ратиславскому князю.
– А то. Они заключили союз. Чародеи Великого леса служат князю Ратиславии и охраняют его границы, а он, в свою очередь, даёт им свободу.
– Почему ты не с ними?
– Не хочу никому служить, кроме себя…
Позади раздалось покашливание. Они обернулись и увидели старушку с небольшим узелком в руках.
– Дайте пройти, – попросила она, пробираясь к идолу, – попрошу господаря о милости. Осерчал наш господарь…
– Осерчал? – переспросила Мельця, но старушка её не услышала и встала на колени.
У подножия идола, там, где был вырезан кончик длинного хвоста, старушка положила узелок и принялась непослушными пальцами его развязывать.
– Почему господарь осерчал? – Мельця наклонилась к самому уху старушки.
– Кто-то прогневал батюшку, – заохала старушка. – Кто-то обидел.
Она оглянулась, прищурила подслеповатые глаза и вдруг скривилась.
– Тьфу, какая ты… морда не нашенская… пошла прочь от господаря, черножопая.
Резко выпрямившись, чародейка гордо вскинула голову.
– Создатель, дай мне сил, – вздохнула она и осенила себя священным знамением, отчего старушку ещё сильнее перекосило. – Пойдём поедим, Вильха. Если мне, конечно, хоть кусок влезет в горло в этом городишке.
Мельця взяла её под локоть и подтолкнула вперёд. Мишка в руках Велги ёрзал и вырывался. Стоило оставить его со Змаем.
Продвигаясь по узким улочкам Щижа, они поднимались по холму, пока не добрались до Торговых рядов. Там на самом краю продавали хлеб, и у Велги тут же от голода скрутило живот. Она только теперь поняла, как давно не ела. Она так жадно посмотрела на простую, немного пригоревшую лепёшку, что Мельця сразу подошла к торговке.
– Держи, – улыбнулась она Велге, вернувшись с покупкой.
– Да благословит тебя Создатель, – Велга выхватила лепёшку быстрее, чем успела договорить слова благодарности, и тут же откусила.
Снизу лепёшку так дёрнули, что Велга едва не выронила её. Мишка, довольно урча, оторвал кусок и, давясь, принялся жевать.