Посмотри, наш сад погибает

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты заговариваешь мне зубы. Надеешься, что я тебя спасу?

– Я пытаюсь спасти тебя от тебя самого. Старуха хочет оживить Морену!

– Мы с матушкой служим госпоже…

– Смерти! Смерти! Одно дело выполнять заказы на убийство, другое – пытаться оживить саму смерть. Она и сейчас опасна для всех нас. Но что будет, если она воплотится в Воро́не?

– Я верен своей госпоже…

– А уверен, что оно того стоит? Тебя как барана принесут в жертву.

– Я верен своей госпоже. Она подарила мне жизнь…

– Да ты и вправду баран, – Вадзим в сердцах сплюнул на землю рядом с собой. – Вали! Иди к своей матушке, выполняй все её безумные прихоти. И жди, когда тебя следующим зарежут на могиле Вороны, – кряхтя, он перевернулся на другой бок, и лица его стало не видно. – Вали, говорю же. Меня грохнут, да, но тебя следующим.

– Госпожа любит меня…

– Тупоголовый баран. Заладил…

Спорить не было смысла.

Мертвецкий зелёный свет ударил в лицо. Белый оглянулся на яблоню и прищурился. Череп Ладушки развернулся к нему и наблюдал горящими глазницами.

Какой у него оставался выбор? Белого Ворона связывали клятвы, которых он, быть может, и не желал давать, которые вырвали из него против его воли.

Борясь с самим собой, он достал нож. Вадзим вздрогнул:

– Ты… решил? Точно?.. Слушай, Белый, я же… я не нарочно.

Для такого здорового, сильного мужика гусляр был позорно труслив.

Белый перерезал путы.

– Убирайся подальше, – велел он. – И больше никогда не возвращайся.

Дёрнувшись, Вадзим резко сел и зашипел, пытаясь поднять затёкшие руки. Упираясь ногами, он отполз на заду подальше. Лицо у него было вытянувшееся, бледное, покрывшееся испариной.

– Хоть не обоссался, – усмехнулся Белый. – Уходи. Если госпожа не покарает тебя сама, однажды это придётся сделать мне.