Она оглянулась на вход, рука дрогнула, но матушка уже цепко схватилась.
– Будет тебе договор, – пообещала она и быстро провела ножом по ладони Велги.
Девушка ахнула, вырвалась, но матушка уже и не пыталась её удержать. Она порезала ладонь Белого.
– Скрепляйте договор, – велела она.
Войчех двигался покорно, не смея возразить. Как и всегда, когда приказывали матушка и госпожа. Он повернулся к Велге, заглянул ей в глаза, не узнавая её больше и в то же время не зная никого лучше неё. Не желая никого знать.
Она попятилась, он вцепился в её правую руку, сжал их ладони в рукопожатии крепко, больно, смешивая их кровь.
– Плоть – земле, – проговорил он.
Велга замотала головой, будто передумав. Она попыталась вырваться. Глаза её расширились, губы приоткрылись.
– Ну! – закричала матушка. – Ну!
И уже нельзя было не услышать топот копыт. Земля над головами содрогалась. И десятки голосов раздались сверху.
– Гофори!
– Душу – зиме, – прошептала Велга.
Но Белый не отпустил её руку.
– Кого ты желаешь убить, Велга Буривой? – произнёс он ледяными губами.
– Я… Велга Буривой, прошу отменить договор на мою жизнь и на жизнь моего брата Константина Буривоя и взять взамен… жизнь королевы Венцеславы…
– И? – нетерпеливо спросила матушка. – Кто фторой? Две жизни. Два догофора.
Взгляд Велги был растерянным, она переводила его с Войчеха на старуху.
– Что?! Ты не придумала? – захихикала матушка. – Не снаефь, сьей крови хосефь?
– Лендрман Инглайв, – едва дыша, сказала Велга.
И в землянке повисла тишина. Даже гуси вдруг замолчали. Только слышно было, как наверху топали дружинники.