Севастополист

– Что такое морская слава? – спросил он нас.

Так я понял, что, даже живя в одном городе-мире, можно жить с другими людьми совершенно в разных мирах. Я не мыслил себя без моря. Братья Саки не бывали возле него, им это не было интересно.

Потом мой друг пропадал снова – я не понимал куда, а он не говорил. Я снова спал, отдыхал, ел жирные белые шарики, и вновь начинались беседы.

– Больше всего мы любим рассуждать. На нашем уровне остаются те, кто предпочитает рассуждения.

– Да? – Я изобразил любопытство. – И о чем же вы рассуждаете?

– Да хоть о чем! Предложи тему.

Я почему-то вспомнил асфальт и сказал:

– Ну вот про смерть, например.

– Достойный выбор, – рассмеялись братья. – У тебя есть все шансы стать нашим человеком.

– Что будет, когда я отомру? Когда вы отомрете? Что вообще происходит, когда человек отмирает? – Мне пришлось проигнорировать их шутливое предложение, зная точно: даже если этот шанс и есть, я вряд ли им воспользуюсь.

Братья Саки откинулись в своих креслах, глаза их загорелись, было видно, что в них проснулось любопытство и наслаждение разговором.

– Ты и вправду часто думаешь об этом?

– Случается, – признался я. – Недавно отпросы спрашивали. Да и вообще – мне это интересно.

– Да! – почти восторженно ответил Джа, и братья переглянулись. – Принято считать, что если человек посвящает этому вопросу жизнь, думает о нем, строит догадки, то это странно. Человек должен посвящать жизнь другим вопросам, человек должен больше действовать, решать что-то насущное, понятное. Даже в Башне этот вопрос табуирован.

– Даже на нашем уровне, – подтвердил Судак. – Негласно, разумеется. Конечно, никто не запрещает людям думать о смерти и том, что она принесет с собою, но все равно это воспринимается как нечто лишнее, ненужное, мешающее… Нечасто встретишь понимание, если тебя беспокоит этот вопрос.

– Но ведь, по правде говоря, этот вопрос – главный. Если отбросить все, важны только два факта: мы приходим в мир и из него уходим. Ничего не успев, ничего не поняв, ни в чем не разобравшись толком, – вдохновенно продолжал Джа. – Именно вокруг этого вопроса должны сплотиться все люди, искать на него ответ, хотя он и кажется невозможным. Но, может, только оттого и кажется, что никто не ищет? А смерть – это единственное, что нас всех объединяет, единственное, по большому счету, общее у всех людей. Это общий вопрос, общий интерес, общая необходимость. Это наша внешняя угроза. Любое людское сообщество мобилизуется перед внешней угрозой, сплачивается. Но только не перед смертью – ее почему-то принято игнорировать, не замечать, считать глупостью слишком пристальный к ней интерес. Мы все заняты чем-то другим, когда не решено – и даже просто не понято – самое главное. И ничего не делается, чтобы это изменить, ничего не меняется!

– С другой стороны, представьте, что бы случилось, если бы весь мир, вся Башня только и занимались, что думали о смерти, – возразил я. – Может быть, этот вопрос должен быть уделом избранных?

– Так мы здесь все избранные, – напомнил Судак.

– Мало кто готов об этом думать постоянно, – продолжил я. – Все это слишком тяжело. Да и представьте: если бы это было основным вопросом для каждого человека, все остановилось бы. Ведь мы находимся в Башне – уникальном, невообразимом сооружении, в которое вложены жизни целых поколений. Никто бы не построил Башню, не заложил даже фундамент, если бы всех интересовал только вопрос смерти.

– Это не так, – покачал головой Джа. – Если бы усилия всего мира были сосредоточены на поиске ответа, он мог бы давно быть найден. Жизнь изменилась бы: зная ответ, человечество шло бы дальше. Башня могла подождать. Все подождало бы. Но мы бы знали ответ.