Севастополист

Лысый не дал договорить.

– Она вряд ли завидна в том же смысле, в каком вряд ли завидна твоя или моя. Любая человеческая жизнь. Но она совсем не ужасна. Просто она… не наша. Что можно сказать об их жизни? В селе героев все так же автоматизировано, как и здесь. Эти книги, – он потряс передо мной толстым корешком, – знают и помнят многое. Основу ФаКУ десятками поколений составляло широкое научно-гуманитарное сообщество, но однажды науке пришел черед отвалиться. Это произошло быстро – всего лишь за несколько поколений. Просто уровень больше в ней не нуждался, наука исчерпала себя: все, что нужно для жизни, придумано. У нас нет болезней, что когда-то терзали и мучали людей, у нас развита техника, ее хватает и для удовольствия, и удобства. Развиваться дальше некуда, ну, почти. – На этом слове он загадочно подмигнул. – Просто дальше – значит опаснее. Вот и живет весь уровень в приятном расслабоне, на стиллайфе, как говаривали ветхие: «Баю-бай, живи standby».

Тут он словно спохватился, вспомнив, о чем мы говорили:

– Между прочим, и герои пользуются всеми этими благами. Так что все эти бунты – просто способ жить здесь. Как и все, что ты видел до этого, и все, что встретишь потом. Все вокруг нас – просто способ жить.

Лысый встал и направился к шкафу, давая понять, что разговор закончен.

– Он просто не любит героев, – рассмеялся Джа, когда я рассказал ему о разговоре. – Но, по правде говоря, они на своем месте. Я имею в виду Осколок. Никто не оспаривает их место жительства, даже они сами.

– Но как же бунты? – удивился я.

– Здесь такая история. – Мой собеседник любил с важным видом разглаживать бороду и говорить: «Здесь такая история», отчего я едва удерживался от смеха. – На нашем уровне случилось непредвиденное: мы зашли на их территорию. Решили загнать их в Осколок глубже. За несколько последних поколений здесь открылись новые залы, которые расположены уже над территорией Осколка нижнего уровня. Су не любит об этом вспоминать. – Он любил называть лысого Су, правда, почему-то только в его отсутствие. – Но если бы мы не продвинулись в Осколок, всей этой локальной войны на окраине уровня не было бы. Впрочем, в одном он прав – она мало кого заботит.

Я вспомнил реакцию отпросов на известия о бунте и вынужденно согласился.

Так кто же они были, братья Саки?

Странно задавать людям такой вопрос – на каком бы уровне они ни жили, чем бы ни занимались. Да эти бы и не ответили. Судак и Джа были другими, совсем не похожими ни на кого, и в чем-то были симпатичны мне – но стоило признать, оба они были плоть от плоти своего уровня. Они не пытались – да и не смогли бы – убедить меня остаться, но в бесконечных тягучих беседах с ними, в посиделках среди ветхих книг и огромных шкафов я действительно забывал, что мне нужно куда-то идти, что-то делать. Что я избранный и пришел с миссией. Что не узнал о Башне и капли того, что хотел, и что давно не видел Фе и даже не знаю, как она. Нет, я не решал здесь остаться, не полюбил этот уровень и даже не понял его, но просто забывал здесь обо всем другом. А это так порою полезно – просто забывать.

В другой раз, будто бы между делом, поедая жирные сочные шарики, они признались мне:

– Ты удивишься, но мы с ним из Севастополя. Кажется, мы здесь вечны, что было много-много поколений таких, как мы… – Джа снова погладил бороду. – Но здесь такая история: мы просто обосновались. Избранные могут и не подозревать о том, что мы жили в городе, что прошли Потребление. Мы не слишком-то стремимся, чтобы это знали. Теперь мы здешние жители. – Он улыбался, довольный собственным признанием.

– Поздешнее многих. – Судак кивнул головой для важности. – И мы не хотим уходить с Притязания.

Я вздрогнул, услышав знакомое слово. Массандра, кажется, была права – каждый называл этот уровень как хотел, и в этом он серьезно отличался от первого – там вообще никого не заботило, как называется то место, где они находятся, даже само слово Потребление я услышал впервые здесь.

– Здесь все знают, чего не хотят, – сказал я. – А вы знаете, чего хотите?

– Хороший вопрос. – И Джа снова принялся разглаживать бороду. – Но, знаешь, такая история… Ты преувеличиваешь масштаб незнания. По-моему, все знают, чего хотят – и непрерывно делают это. Все бегут. По вертикали – на уровень выше, по горизонтали – в пределах своего, да даже в рамках маленького зала многие бегут.

– В пределах собственного тела, – добавил Судак и, встретив мое непонимание, пояснил: – Бегут от себя самих.

– Никто не хочет остановиться, присесть, предаться обсуждению, обдумыванию, – добавил Джа. – В Севастополе есть небосмотры, но в них каждый сам по себе. Люди вместе только в делах, трудах. Но не в мыслях. На Потреблении нет даже этого. Здесь, на втором, людей меньше, зато больше пространства. Здесь подходящая среда для нашей жизни. Мы остались, чтобы подумать. Поверь мне, жизнь стоит того, чтобы о ней мыслить, обдумывать. Тогда она проживается. Что от людей останется? Только былое.

– Вон, посмотри. – Судак показал в сторону старой кровати, завешенной шторками. Там он обычно спал. – Видишь?