Севастополист

Надо мной было темное небо – настолько низкое, что я едва не испугался, – с большими облаками, которые укутывали вершину Башни. И если небо было гораздо ниже, чем в Севастополе, облака, напротив, приобрели исполинский, угрожающий размер. Кажется, следующий уровень лежит уже в облаках, предположил я.

Почему же мы не видели, находясь внизу, гуляя на пустыре, что Башня не монолитна, что в ее стене есть вот такое гигантское окно, которое должно быть видно отовсюду? Теперь, оказавшись за этим окном, на высоте, которая кружила голову, стоило лишь о ней подумать, я мечтал совсем о другом – увидеть родной город. Но я видел небо и облака, а стоило перевести взгляд вниз, как начинала мерещиться всякая муть. Прямо передо мной перемещались силуэты людей, которые я не мог разглядеть, и чуть поодаль била, устремляясь ввысь, вода – как будто работал фонтан. Я обратил внимание на то, как перемещались по воздуху темные пятна размером со средний автомобиль, но никак не мог понять, что это. «Дурацкий розыгрыш?» – думал я. Но кто здесь станет кого-то разыгрывать, да и как? Неужели это все могло происходить на самом деле – за стеклом, с другой стороны, на такой высоте? В это было еще сложнее поверить.

В зеркальном отражении я увидел людей, остановившихся за моей спиной, почувствовал их странные выразительные взгляды. Они не собирались говорить со мной, но явно хотели, чтобы я отошел от стены. «У нас так не принято, – словно бы говорили они. – Отдохни уже», – вспомнилось подходящее слово. И я решил отдохнуть: увидев освободившийся неподалеку квадрат, поспешил туда и занял место на платформе.

Передо мной – а вернее сказать, между мной и зеркалом – находилась панель управления, но вряд ли я бы разобрался в ней, а потому, чтобы не нервировать людей, и без того обеспокоенных моим поведением, быстро нажал пару ближайших кнопок. И тут же понял, как и почему на этих дорожках бегают: оказалось, что устоять на месте просто невозможно, тем более не обладая подготовкой.

Едва заработал прибор, как я ощутил движение платформы, которая словно тянула меня назад со страшной силой, убегала, утягивая меня за собой, при том что визуально я продолжал стоять на черной поверхности – металлической, гладкой, холодной, но самое главное – неподвижной.

Чтобы не упасть, я вцепился обеими руками в панель, где уже включился экран, и передо мной побежали разноцветные картинки. Сначала я не мог сообразить, что происходит, но вскоре догадался: передо мной расстилалась дорога, которую я не смог бы перепутать ни с одной другой – просто потому, что других в нашем мире не было. Это было Широкоморское шоссе: экран восстанавливал его в мельчайших деталях, вплоть до знакомых мне трещин в заборах и кое-где покосившихся крыш или небольшой, но очень неприятной ямы возле первой троллейбусной остановки города. Дорога начиналась возле мола, и я бежал по шоссе, не имея возможности свернуть и постепенно набирая скорость.

Знакомые виды подняли настроение – чего и говорить, я был рад любому напоминанию о Севастополе; вот только что все это могло значить для того, кто родился в Башне? Едва не упав несколько раз, я приноровился бежать – Широкоморское шоссе на экране было пустым: ни транспорта, ни людей, – и когда я ускорялся, дорога тоже двигалась быстрее, а когда я бежал медленнее – замедлялось и движение картинки.

Севастополь на панели напомнил мне о друзьях, и я тут же неприятно поразился, что это случилось впервые на уровне; а ведь сколько я всего успел обойти, и даже отоспался, и ни разу даже не глянул на вотзефак! Сбавив бег, я незамедлительно извлек черную коробочку и увидел белый огонек Инкермана: от него что-то пришло.

«Привет, – написал я и, слегка подумав, добавил: – Дружище! Надеюсь, мы найдемся в этом бардаке. Хотелось бы увидеться».

Ответ пришел сразу.

«А что ты готов сделать, чтобы увидеть меня немедленно? – прочитал я на экране. – Подумай хорошо, не торопись».

Мне не хотелось играть в эти игры. «Все, что скажешь», – нервно набрал я: на бегу было не так уж легко жать на кнопки. Да, мой ответ не блистал остроумием, но, в конце концов, Притязание пройдено для нас обоих, и я надеялся, что Инкер не подхватил там дурной привычки оценивать людей по изяществу словесного потока. Мне так хотелось скорее прекратить церемонии и просто забить встречу. Но то, что случилось дальше, превзошло мои ожидания.

«И даже обернуться?» – ответил Инкерман.

Я рефлекторно повернул голову и увидел беззаботное лицо друга. Оно расплывалось в улыбке, совсем как желтопузики, которых он так любил.

«Инкер, ты?» – Я принялся набирать буквы и, лишь поставив знак вопроса, осознал, какой я идиот! Мой друг бежал по соседней дорожке! Что делают с простыми севастопольцами эти изобретения избранных!

Я поспешил спрятать вотзефак в карман, опасаясь позора, но Инкерман, кажется, даже не заметил.

– Здесь так, – на ходу бросил он, даже не поздоровавшись.

«Вот засранец!»

– Те, кто рядом, совсем незаметны, как будто это не имеет никакого значения. Я поначалу тоже удивлялся. Никто не обращает ни на кого внимания, пока ты в квадрате, пока не прекращаешь отдыхать.

Глядя на то, как бежит Инкерман, я слегка позавидовал: его движения были ровными, не суетливыми, как мои, дыхание размеренным, а сам он источал уверенность и совсем не выглядел уставшим. Интересно, сколько он уже пробегал, отмотал на этих платформах? Инкер снял с плеча полотенце и обтер им лоб.