Севастополист

22
18
20
22
24
26
28
30
Мелодия света домчит нас до рассвета;Еще пара куплетов, и мы сделаем это.

– «Опять 18»? – удивленно воскликнул я. – Но как тебе удалось?

– Тихо. – Фе приложила палец к моим губам. – Помнишь? Это наша песня. Мы слушали ее на той дороге, в нашу последнюю поездку в городе.

Я был в смятении – вот уж действительно перевела тему! Фе отвлекла меня от догадок, в которые и самому не так-то уж хотелось верить. Гораздо сильнее хотелось верить этой девушке, ее рукам, ее внезапно проснувшейся нежности. Но я останавливал свой порыв ответить ей тем же, окончательно потеряв рассудок.

«Нет. Не позволю ей», – думал я.

– Мне нужно идти дальше.

Музыка постепенно стихала, я смотрел в глаза Фе, и мне казалось, что видел в них настоящее отчаяние. Могла ли она так притворяться?

– Я знаю, о чем ты думаешь, – задумчиво сказала девушка. – Тебе кажется, что я хочу забрать лампу. Что я отнесу ее наверх вместо тебя, что отдам кому-то, кого ты считаешь своим врагом.

У меня не находилось слов – я не мог ни возразить ей, ни согласиться. В буквальном смысле я не знал, что делать, и все это могло бы выглядеть смешно, наблюдай за мной кто-нибудь со стороны.

– Но я не была наверху и не знаю, что там, – проникновенно продолжала Фе. – Да и лампа моя – ненастоящая.

– Разве такое возможно? – не выдержал я.

– Помогать тебе – моя единственная функция здесь, – едва не выкрикнула девушка; я видел, как тяжело говорить ей, с каким трудом ей дается спокойствие. – Я не севастополист, Фи. Возможно, я избранная, возможно, нет, я не знаю. Но мне это неважно – с самого начала у меня была только одна цель: помочь тебе. Я всей душою с тобой. Я только за тебя.

– Тогда ты могла бы пойти со мной, – предложил я. – Мы могли бы пойти наверх вместе. Почему ты не хочешь этого?

Она обхватила голову руками и долго так сидела. Я понял, что нужно снижаться, и осторожно вдавил рычаги. Феодосия заговорила так тихо, что я даже не сразу услышал ее – мы приближались к площади, где гудели веселые люди, плескалась вода.

– Пока мы здесь – я делаю для тебя то, что могу. Даже если мне самой это кажется неправильным или я не понимаю, почему так надо, я знаю: это нужно делать. Это моя установка, моя задача здесь. По-другому просто нельзя. Понимаешь?

– Конечно, Фе. – Мне хотелось ее успокоить, приободрить, но я не знал, что сказать или сделать для этого. К тому же мне хотелось узнать правду. Или хотя бы то, что на нее похоже. Но Феодосия говорила что-то невероятное. Мне было трудно понять ее и хотелось остаться одному. Только так я мог все обдумать, переварить то, что услышал, – чтобы принять это или отвергнуть.

– Я просто не знаю, что выше, и там, выше, я уже не смогу помочь. Знаешь, что я думаю… – Она подняла на меня глаза, и я увидел, что они блестят от влаги. Нет, Фе, конечно, не плакала, это было бы для нее слишком. Но, глядя в них, я принялся клясть себя за сомнения, за недоверие к ней, за отчужденность, которую я приобрел в Башне.

– Такова судьба всех женщин, – продолжала Фе. – Довести мужчину как можно выше, оберегая и помогая во всем. Но если ее не хватает на продолжение пути, если у нее нет больше знаний или сил, то, чтобы двигаться дальше, мужчине нужна другая. Ему нужна женщина уровнем выше.

Я прежде не слышал в ее словах столько горечи и уже не услышу. Мне было сложно понять в тот момент, о чем и зачем она говорит мне это. Фе была мне бесконечно дорога, и то, что теперь происходило с нами, причиняло боль и ей, и мне. Но была жизнь, которая требовала решений. Они не были мгновенными или срочными, но я понимал – и после того разговора осознал окончательно и бесповоротно, что их придется принимать. И чем ближе они были, тем дальше друг от друга становились мы.

– Мне не нужны другие женщины. Я хочу понять, что происходит здесь. Хочу знать, как устроен мир и зачем я в нем.

Фе не дала договорить. Она прижалась ко мне и так и сидела, дрожа всем телом. Она не стала целовать меня, и даже не держала за руку, и не гладила по щеке. Перед тем как мы попрощались в тот раз, я услышал от нее только одно слово. Фе прошептала его, когда наша ватрушка ударялась бортом о металлический причал, и я, спрыгнув первым, протянул девушке руку.