Лампёшка

— Завтра, завтра, — отзывается Лампёшка, не выходя из-за шторы. — Завтра утром, первым делом. Обещаю.

— Но нужно каждый день…

— И знаешь что, Рыб?

— Эдвард.

— Знаешь, что ты будешь делать потом?

— Что?

Лампёшка спрыгивает с подоконника. Вот он, на полу, тощее бледное создание с чересчур большой головой, торчащей из-под кровати. Она вдруг расплывается в улыбке.

— Что? — сердито повторяет он.

— Потом ты будешь учить меня читать. — Она кивает, потому что её разом покидают сомнения. — Читать и писать.

Часть 4. Лето

Раскаяние

Каждую ночь Август видит во сне её лицо.

Видит так отчётливо, что, кажется, мог бы дотронуться до него. Чёлка, спадающая на глаза. Нежная щека. Волоски на ней, мягкие, как пушок.

И тут он бьёт по этой щеке тростью, и сон лопается как мыльный пузырь.

Август просыпается, задыхаясь от раскаяния. Каждое утро, снова и снова. Он жмурится от яркого света и слышит, как в голове одна за другой со свистом проносятся мысли: о том, чего ни в коем случае не следовало делать, как бы он поступил теперь и поступал бы всегда, если бы представилась возможность. И что такой возможности не представится. И что он сам виноват.

Утопить мысли в стакане не выйдет: выпить нечего, а дверь заперта.

Всё, что можно было разбить, уже разбито.

Всё, чем можно было себя попрекнуть, уже сто раз сказано. Слабак. Конченый человек. Ничтожество.

Никудышный из него вышел муж, моряк, отец. Никудышный смотритель маяка.

Правда, последнее ещё можно исправить. Хоть чуток загладить свою вину. Не ради себя, о себе он и не помышляет. Ради Лампёшки.