Лампёшка

— Но потом-то ты могла…

— А потом мне пришлось помогать папе. А потом… потом случилось кое-что, и меня взяли в этот дом. И теперь мне приходится заботиться о тебе.

Эдвард выпрямляет спину.

— Не нужно обо мне заботиться! Мне никто не…

— Ах, вот как? — Лампёшка оборачивается. — Никто не нужен? Ты теперь сам всё будешь делать? Приносить еду, таскать воду, залезать в ванну, вылезать из ванной, считать до ста чёрт знает скольки?

— Ста тридцати пяти.

— Да знаю, выучила уже! Думаешь, мне всё это по душе? Когда меня кусает и обзывает такой… такой вот гад ползучий!

Наверняка говорить ему подобные вещи запрещено, но ей уже всё равно.

— А ты думаешь, ты думаешь… — запинается мальчик. Он едва не плюётся от злости. — А ты думаешь, мне по душе, что всё это делаешь ты? Такая вот безмозглая деревенщина? Которая ничего не знает, даже читать не умеет?

— Ну так… — кричит Лампёшка, — научи же меня!

— Так я и пытаюсь!

— Но я, конечно, умом не вышла!

— Может, и так, — говорит Эдвард, сверля её своими смоляными глазами. — А может, и нет.

Она стоит на пороге — он окидывает её взглядом. Её драное платье и растрёпанные волосы, уже почти незаметный синяк на щеке, перевязь на запястье. Эдвард поворачивается к креслу, к своему заваленному книгами письменному столику.

Вот в этом кресле сидел Йозеф. Вот эту книгу — «Три мушкётера» — учитель читал ему вслух, хоть он и сам знает её почти наизусть, но в том-то и заключалась вся прелесть. Вон тот атлас они листали вместе, перерисовывали карты и прочерчивали на них путешествия его отца, аккуратно отмечая маршруты пунктиром, а порты — крестиками. Там лежит «Справочник птиц», а тут — «Энциклопедия флоры», между страниц — высушенные цветы, которые приносил ему старик. Каждый цветок — на странице с его изображением. Им ещё многое предстояло собрать. Но теперь уж не получится.

Эдвард берёт лист бумаги и чертит на нём три линии. Две прямые, третья — поперёк.

— Начнём сначала. На этот раз с чего-нибудь попроще. — Он показывает на лист. — Смотри… дитя. Это буква «н».

— Меня Эмилией зовут, — бросает в ответ Лампёшка. — А ты, вообще-то, и сам дитя.

— Хорошо. Эмилия.

— Но можешь звать меня Лампёшкой, так меня дома…