Избранное

— Вот что еси — жизнь человеческая… — начал он. — Еще вчера Тоадер ходил по земле, радовался солнышку ясному, а ныне он спит вечным сном.

— …вечным сном… — согласились остальные.

— Что ж вы его на полу положили, ровно собаку? Нехорошо. Грешно. Человеческое тело есть творение рук божьих. Не пристало ему как скотине на полу валяться. Постелите ему ложе, как полагается у добрых христиан.

Две женщины стали разбирать кровать.

— Сусана, как стелить-то? Тодорика?

Обычно покойника обряжали по хотению живой родни, по их любви к умершему.

— Никудышником он был при жизни, никудышником ему и на смертном одре лежать.

— Ну и злыдня ты, Сусанка. Нешто можно так толковать об отце?

— Замолчи, паскуда! — крикнул брат Тоадера, и в воздухе над головами мелькнул его могучий кулак, но тут же он затрясся в глухих рыданиях.

— Родная кровинушка, она завсегда скажется.

— Это верно. Брат, он и есть брат.

— Нехорошо говоришь. Стыдно перед людьми и грешно перед богом хулить живого, а уж мертвого тем паче, — пожурил батюшка. — Грех этот того более непростителен, что усопший есть отец твой, давший тебе живот, взрастивший тя и разумением наделивший. Нехорошо, Сусана, большой это грех…

— Он нас перед людьми осрамил. Вон всю деревню собрал у нас на дворе.

— Сами небось хороши, на посмешище себя выставили. Из-за вас он кинулся в колодец, из-за лютости вашей…

— Дьявол ему шепнул! — мрачно возразила Тодорика.

— Кинулся, потому как господу так было угодно. Всякая смерть от бога, знать, назначил ему господь такую, — примиряюще сказала какая-то бабка.

— Не от бога, от дурости он в колодец кинулся, — возразила двоюродная сестра Тодорики. — Ежели мы из-за всяких неладов наших почнем в колодец кидаться, колодцев не хватит! Вся деревня вымрет, людей не останется.

— Что-то вы больно скоры рассуждать. Не успели седлать — гоп на коня! Благо лес близко.

Все разом утихли. Вошел дьячок. Вошел он задыхаясь, потому что был человек грузный, высокий, к тому же бегом бежал.

— Что, окаянные, довели мужика? Живьем сожрали. За все вам зачтется с лихвой! — произнес он вместо приветствия.