Я зеваю, потягиваюсь и приглаживаю рукой одеяло.
Тук… тук…
— Кто там?
— Я.
— Кто — я?
Из целого потока слов выуживаю только одно: «госпожа».
Тут же вскакиваю с постели, мечусь как угорелый по комнате, набрасываю на себя какую-то рубаху, раздвигаю шторы…
Ах, как нехорошо пахнет неприбранная постель. Стол завален книгами, бумагами, тут же разложена рубашка, воротничок, галстук. Одна туфля у стола, другая какими-то неведомыми судьбами оказалась возле двери. Носки посреди комнаты.
В панике быстро застилаю постель, по сути, попросту набрасываю покрывало, рубашку зашвыриваю в шкаф, зафутболиваю туфли и носки под кровать, задергиваю штору: вот так в полумраке оно как бы и ничего, а то черт знает что творится, и отпираю дверь.
Входит дама гренадерского роста, с тремя подбородками, красным лицом и прилизанными волосами. Она обволакивает меня трогательно-ласковым взглядом и от распирающих ее чувств даже слегка покачивает головой.
— Ах, господин учитель, я вас обеспокоила ни свет ни заря, разбудила, простите великодушно, — лепечет она, пришепетывая.
— Ничего, пустяки.
— Я караулила вас еще вчера, но… не дождалась…
— Присядьте, пожалуйста.
— Благодарю. Мой птенчик учится у вас в четвертом классе. Он летом слегка хворал и не мог заниматься… Нет, нет, он готовился, насколько позволяло здоровье… Бедняжка! Латынь — это сущий ад! Сердце у меня обливалось кровью, когда я видела, с каким усердием он занимается. Я ему говорю: «Отдохни, цыпленок, отложи книгу», а он мне: «Не могу, мамочка, я хочу выучить так, чтобы знать лучше всех». Все учит, учит, учит… Ах, господин учитель!..
Дама умолкает и зачарованно смотрит на меня.
— Как фамилия вашего сына?
— Моего? Кристя.
— В четвертом классе два Кристи. Ион и Павел.
— Ион.