Ракетный корабль «Галилей». Космический кадет

22
18
20
22
24
26
28
30

Билли ссутулился и начал ходить по комнате, намеренно искажая легкую и небрежную поступь космонавта. Он превратил ее в походку шимпанзе.

– Вот так ты ходишь.

– Ничего подобного!

– Чего ничего, а ходишь ты именно так.

– Билл, – сказал отец, – пойди умойся, скоро обедать. И чтоб больше я от тебя такого не слышал. Ступай!

Когда Билли вышел, отец повернулся к Мэтту и сказал извиняющимся голосом:

– Я думал, мы здесь одни. Конечно, Мэтт, твоя походка совсем не такая, как тут кривлялся Билли, но нормальной ее тоже не назовешь.

– Но… папа, все космонавты ходят так. После многих недель невесомости, попав в гравитацию, мы ходим, как сейчас я. Мы называем такую походку «кошачьи лапы».

– Пожалуй, ты прав: невесомость не очень-то переспоришь, – задумчиво сказал отец. – А ты не считаешь, что было бы неплохо почаще практиковаться в простой ходьбе? Чтобы не терять форму?

– В невесомости-то?.. – Мэтт замолк. Как можно объяснить, что такое невесомость, человеку, никогда не бывавшему в космосе? – Ладно, папа. Пошли обедать.

От такого бедствия, как торжественные обеды, которые устраивались дядюшками и тетушками Мэтта, отказаться было никак нельзя. Каждый раз его просили рассказать про Академию и о том, каково это – выходить в открытый космос. Но впечатление было такое, что их не слишком интересовали ответы Мэтта. Взять, например, Дору.

Двоюродная бабушка Дора была нынешним семейным матриархом. Раньше она вела очень активную жизнь, занималась общественными делами и церковной работой, но вот уже как три года оставалась прикованной к постели. Мэтт навестил ее, потому что очень настаивала семья.

– Она так часто жалуется, что ты ей не пишешь, Мэтт, и поэтому…

– Мама, послушай, но у меня нет времени писать письма, ты же знаешь!

– Да-да, знаю. Но она же гордится тобой, Мэтт. Она хочет задать тебе тысячу вопросов. Обязательно надень форму, ей это понравится.

Вместо тысячи вопросов бабушка Дора задала один. Она спросила, почему Мэтт не пришел к ней сразу, как только приехал. После этого ему пришлось выслушать во всех подробностях, какой растакой-разэтакий у них новый пастор, какие шансы у нескольких родственниц и знакомых выскочить замуж, как обстоят дела со здоровьем каких-то пожилых женщин – о большинстве из них Мэтт и слыхом не слыхивал, – включая подробности перенесенных операций и последующего лечения.

Когда, наконец, ему удалось унести ноги, сославшись на важную встречу, голова у Мэтта шла кругом. Так что, вполне может быть, именно визит к тете Доре убедил его, что не стоит бросать патруль и возвращаться в Де-Мойн. Именно это, а не Марианна.

Марианна была той самой девушкой, которой он обещал регулярно писать и регулярно писал, во всяком случае чаще, чем она ему отвечала. Мэтт заранее ей сообщил, что приезжает в отпуск, и Марианна по этому поводу организовала пикник, который прошел очень весело. Мэтт встретился со старыми друзьями и не без интереса отметил, что кое-кто из дамского пола смотрит на него как на героя. Среди гостей оказался некий молодой человек, года на три или четыре старше Мэтта, который пришел без спутницы. До Мэтта не сразу дошло, что у Марианны и этого некто имеются кое-какие планы на будущее.

Впрочем, его это не тронуло ни на грамм. Марианна была из породы тех девушек, которые не способны понять, чем звезда отличается от планеты. Сначала Мэтт вроде как этого не замечал, но однажды, когда у них было свидание без посторонних глаз, это и много чего еще выплыло на поверхность. К тому же Марианна назвала его форму «прелестной». После встречи с Марианной он начал догадываться, почему большинство офицеров патруля не женятся до ухода в отставку – лет, примерно, до тридцати пяти.

Настенные часы на станции Пайкс-Пик показывали, что до отлета еще полчаса. Мэтт уже начал опасаться, что из-за легкомысленности Текса вся троица пропустит рейс, но тут заметил их в толпе. Мэтт схватил свою сумку и пошел к ним.