«Оберег для Джека, а блокнот и ручка для меня, чтобы я могла разобраться в своих ощущениях, — было написано в посте. — Животворные подарки, полученные от Сюзи и Лидии, лучших подруг, о которых можно только мечтать, женщин, благодаря которым мое сердце билось в последние месяцы».
Имена университетских подруг. Я встречалась с ними несколько раз, но Винни старалась никогда не смешивать друзей из разных кругов. Об этих подругах она говорила мне, что они «норм», но мне будет с ними скучно, что само по себе звучало странно, потому что во время наших встреч они показались мне девушками веселыми и заводными.
Я ничего не могла с собой поделать, хотя и понимала, в кого эта мелькнувшая мысль меня превращает. Ведь именно этого Винни и ждет от меня — чтобы я взяла на себя отрицательную роль. И уже не в первый раз. Вырастила свое горе из чужого… И это тоже не в первый раз.
Я поняла, что пост не столько о том, что Винни собирается делать дальше, сколько о том, что она хочет высказать свою точку зрения. Я ведь отлично знаю, что Винни сказала бы об этих подарках — если б Джек не умер, по крайней мере. В школе мы, бывало, говорили: «Отстой с тремя “й”». В нашем лексиконе это означало «полнейшую хрень». Использовать фразу мы перестали после того, как появилась Хелен, поскольку оказалось, что очень многое из того, что нравилось Хелен, было отстоем с тремя «й». Но Винни бы с этим не согласилась.
Нет, в действительности подруга хотела сказать этим постом следующее: «Ты не помогла мне в самые мрачные дни. Тебя не было рядом. Не очень-то и хотелось — но ты помучься угрызениями совести».
Я вспомнила, как когда-то умоляла Винни не делать того, что — и это было ей хорошо известно — навсегда изменит наши жизни. Но отогнала от себя воспоминание.
Я знала, что пять месяцев тяжелого, зловещего молчания со стороны Винни и то, что мне приходилось мучительно наблюдать за ней с расстояния социальной сети, превратили меня в параноика. Подготовка к передаче дел, появление Мэгги, изменения в теле, недостаток сна и ждущие впереди колоссальные перемены тоже сыграли немалую роль. Я физически ощущала страх и тревогу — в морщинах на лбу, в сжатых зубах, в опущенных плечах. Напряжение превращало меня в натянутую струну.
По идее, это должен быть самый волнительный период моей жизни — последние недели перед появлением на свет первого ребенка, — но они были омрачены злыми шутками подсознания. В снах я поднималась по бесконечным лестницам, чьи вершины скрывались в облаках. И я знала, что там находится мой родившийся ребенок, хотя при этом видела, что тащу по лестнице живот. Периодически спотыкалась — тело делало меня неповоротливой, — но ни разу не упала. Я скорее чувствовала, чем видела, что внизу находятся люди — толпа, стоящая с открытыми ртами, — и просыпалась в полном изнеможении.
Попросила Ника удалить фото Джека, присланное Винни, — мне казалось, что если я сделаю это сама, будет похоже на предательство. Просто я стала замечать, что в свободное время смотрю на него, стараясь успокоить шевеление в животе видом неподвижного тельца и постичь то крохотное существо, что еще не явилось в мир, но занимает все больше и больше места в моей жизни.
Я радовалась тому, что не знаю, кто растет в моем лоне. Мы с Ником хотели, чтобы это стало для нас сюрпризом. «Заслуженной наградой за муки», — говорили мне. Сама я вовсе не отдавала предпочтения мальчику или, наоборот, девочке, а желание узнать возникало эпизодически, как желание почесаться. Но чем ближе становилась дата, тем больше я надеялась на то, что будет дочь. Маленькая девочка — прямая противоположность Джеку. Начало, а не конец. Свет, рассеивающий тьму Винни.
Однако когда пришла посылка, перспектива воссоединения стала для меня маловероятной. Ник расписался за нее и почти открыл, прежде чем понял, что посылка предназначена мне. Я сразу же узнала свое имя, написанное почерком Винни, — а как иначе? Винни же присылала мне поздравительные открытки на бесчисленные праздники и на дни рождения в течение всех двадцати лет. До появления Хелен мы писали друг другу письма и посылали их по почте, хотя жили за углом друг у друга. У нас был общий дневник, который каждая по очереди брала домой, а утром возвращала подружке. От меня не ускользнула ирония той ситуации, что мы перестали писать туда сразу же, как только стали происходить события, по-настоящему достойные записи.
Почерк Винни с завитушками я знала так же хорошо, как собственный, а содержание коричневой коробки вызвало воспоминания: крохотные белые чепчики, купленные мной для Джека накануне его рождения, вернулись ко мне без всякой записки. Одного из шести купленных —
В коробке были еще вещи, о которых я давно успела забыть: шикарный штопор, подаренный мне каким-то пиарщиком много лет назад; первое издание ее любимой Сильвии Плат[13], которое я отыскала в Париже, когда была там на Неделе моды; кожаная сумочка цвета сливочного крема, преподнесенная мне в Милане; декоративная ваза из керамики, теперь расколотая на две части. Винни явно очищала свой дом от свидетельств былой дружбы, больше не нужной.
Мне словно нанесли сильный удар. Живот ощутил дополнительную нагрузку, никак не связанную с крохотным существом, живущим там. Ужасно видеть, как вещи, подаренные в знак любви, с упреком бросают тебе в лицо. Лучше б Винни просто их выбросила, но я знала, почему она этого не сделала.
Я понимала это стремление Винни к очищению, желание причинить мне боль. Сама почувствовала облегчение, когда фото Джека исчезло из моего телефона, — и тут же стала корить себя за это. Теперь я была готова продолжать вынашивать птенца, о чем мое тело давно активно намекало — активнее, чем сознание и постоянное сокращение списка рабочих вопросов в ежедневнике. Мои руки жаждали перестирать наконец все эти горы детских комбинезончиков, первозданных в своей белизне и крохотности; они хотели сложить их после того, как те высохнут, и разложить по полкам комода, купленного для детской.
ebooksa