– Я лучше… несколько мгновений… схоронюсь в саду.
Выйдя из туннеля, я огляделась. Моему взору открылся пейзаж, который лианы винограда наполовину закрывали. Мы находились в огромной оранжерее, заросшей дремавшей растительностью. Нас окружали деревья без листвы, увитые плющом, ящики с засохшими цветами, апельсиновые деревья под парником, мешки с сухими луковицами. Хотя высокая стеклянная крыша защищала этот участок от снега, мертвый сезон, как заклинание, усыпил растения.
– Мы в Саду Растений Короля, – заметила я.
– Нетронутом саду… – поправил Стерлинг. – Садовники высадили здесь все растения, которые боятся холодов… они не покинут оранжерею… до весны. А я… Я не вылезу из компостной ямы до самого вечера. – Он сладко зевнул.
Рейндаст указал на большой деревянный ящик, которого еще не коснулись лучи зарождавшегося дня.
– Поможешь мне в последний раз, Диана без Страха?
– Можешь рассчитывать на меня, Стерлинг без Будущего!
Вампир расстегнул рубашку, выпустив маленькую сову, которая тут же вспорхнула на ветку ивы. После вышел из укрытия туннеля и, приложив неимоверные силы, с трудом добрался до ящика. Я побежала за ним, чтобы закрыть крышку. Тошнотворный запах ударил в нос, когда я склонилась над контейнером, наполненным темным перегноем.
– Навоз… – вздохнул Стерлинг. Его белое лицо резко выделялось на фоне черного компоста. – Я по уши в дерьме… И это не каламбур.
– Заткнитесь, милорд.
Я сгребла навозную кучу на его слабые руки, бледную грудь, влажный лоб.
Его губы, израненные серебром, застыли, прежде чем успели закончить цитату. Я бросила последнюю горсть перегноя ему на лицо, похоронив под ним тело вампира.
Едва успела закрыть крышку ящика, как на него пролились солнечные лучи.
Я вернулась ко входу в туннель. На самом деле это был маленький искусственный грот, оживленный оранжереей, настолько заросшей лианами и корнями растений, что вход в него было невозможно разглядеть. Садовники, очевидно, не знали, что грот вел прямо в недра Парижа.
Отодвинув виноградную лозу, я увидела Пьеро и Орфео.
– Ты тоже боишься дня? – спросила я Орфео.
Отшельник печально кивнул. Его голова тихонько покачивалась от усталости. И все же он нашел в себе силы вытащить из кармана туники грифельную доску и кусочек мела, с которыми никогда не расставался.
Борясь со слабостью, он вывел несколько слов каллиграфическим почерком, изящество которого контрастировало с его большими руками: