С погрузкой помогал весь личный состав батареи. «Осу» закатили своим ходом по специальному слипу. Принайтовили. Затянули чехлом.
Шкипер лично осмотрел работу, поцокал языком, сочтя нормой. Залопотал что-то на своем испанском, суя палец в рот, выставляя на ветер, показывая, что ветер как раз умеренный и все будет нормально. Но как перевел кубинец: «Надо спешить, еще пару суток и барометр поползет вниз».
Потеряв час, догрузились чем-то там еще (ящики, тюки), опуская кран-балкой в люки твиндека.
Затем палубу очистили от посторонних. Отдали швартовы.
Задрожав дизелями, забурлив водой в корме, судно, будто нехотя отлипло от причала, потянувшись на выход в океан.
– А чего я?.. – Перепелица достал последнюю из пачки, силясь вспомнить, где в суматохе сборов заныкал остальное курево. Стоял на корме, глядя на увядающий кильватер. С отплытием пришла расслабуха и спокойствие неизбежности принятого решения. Передразнил: – «Без мыла». Хотели все, а языки в… сфинктер позасовывали. А всего-то – подать рапорт. Пришел, сказал, нарисовался перед отцами-командирами – как говорится: у вас товар – у нас купец. Правда, купцы скорей они… я тут в роли красна мо́лодца… не девицы же[62].
Почему-то хотелось материться.
«Диссидентом от сердца». На семи холмах
– Кого больше всего на свете должен любить человек?
На все наивное лохов-сокурсников, а в основном щебетание лохушек, где мелькало расхожее: маму, своего «единственного», своего ребенка – на тот момент в контексте «будущего», и даже находились зомбированные, кто влеплял «Родину» (ф-ы-ы, идиоты, еще бы Сталина припомнили), ответ: «Человек в своей жизни должен любить только одного человека – себя!» – запомнился, врезался в подкорку и был взят аксиомой.
Здоровый качественный эгоизм!
«Как, кажется, давно это было. Кто тогда поднял вопрос о себе любимом? Ах, ну да – сынок первого партийного, несомненный вожак для однокашников, красавчик, амурный гроза и вожделение всех девчонок института, всегда козырял своими оригинальностями. Фамилия у него была звучная… Впрочем, не ва́жны имена.
Шефы-американцы учат – меньше светить, не упоминать попусту, как они говорят – ники. Или никнэймы, a nick name на благородном английском».
А свой ник-нэйм – агентурный псевдоним, данный американским куратором, определенно импонировал. Образование и память услужливо подкидывали однокоренные ассоциации, завязанные на римско-цезарское – Октавиан…
И на музыкальное, полагая себя в немалом утонченной, творческой личностью – октава.
Или краткое окта – восемь… удачное, символичное совпадение случайных личных дат.
Можно сказать, что они угадали…
Обосновавшиеся по известному адресу на улице Чайковского иностранные резиденты, оценивая психотип агента «Октавия» и мотивацию, бесспорно угадали. Иначе с чего бы…
Встать этим утром в такую рань, пересилив себя через будильник, было сродни подвигу, учитывая, что необходимо было еще придумать и наложить грим, который следовало (это профессиональный аккуратизм – не погореть на мелочах) нанести и на руки. Молодые, надо отметить, всегда ухоженные руки.
Затем нарочито шаркающей походкой пенсионера припереться на набережную, на час раньше рекомендованного регламента (в здании министерства еще ни одного светящегося окошка… впрочем, светло уж, хоть и серо), расположиться среди прочих рыбаков (на взгляд – помешанных на крючках-поплавках-мотылях чудаках).
ebooksa