– Как хочешь. Какая, к черту, разница.
– Или просто покатаемся.
– Нет, я бы предпочел освежиться, – сказал Дэвид. – Я просто хотел проверить, в порядке ли машина. Кэтрин уезжает.
– Уезжает?
– Говорит, что да.
Они сидели за столиком на террасе; деревья, подсвеченные фонарями, отбрасывали пятнистую тень. Официант принес Марите херес «Tio Pepe», Дэвиду – виски с перье.
– Если хочешь, я поеду с ней, – сказала Марита.
– Ты думаешь, с ней может что-то случиться?
– Нет, Дэвид. Я думаю, сейчас она на время успокоится.
– Может, и успокоится, – сказал Дэвид. – Черт, она сожгла все до последнего листка, кроме повести о нашем путешествии. Той, где я пишу о ней.
– Это чудесная повесть, Дэвид, – сказала Марита.
– Я не нуждаюсь в утешениях, – сказал Дэвид. – Я сам написал эту повесть и знаю, чего она стоит, но я также написал и рассказы, которые она сожгла.
– Ты можешь написать их заново.
– Нет. Когда вещь пишется на одном дыхании, ее потом невозможно вспомнить. Я сам каждый раз потом перечитываю и не могу поверить, что это написал я. Нет, если вещь получилась, ее невозможно восстановить. Каждый раз тебе дается только один шанс. И количество этих шансов тоже строго отмерено.
– Каких шансов?
– Написать хорошую вещь.
– Но ты же можешь все вспомнить, Дэвид. Ты должен вспомнить.
– Этого не может никто: ни ты, ни я, ни кто другой. Как только рассказ получается, я мгновенно теряю с ним связь.
– Она хотела причинить тебе боль.
– Нет.