Клемент был всего на два года старше, но чернильно-фиолетовая форма делала его солиднее, чем он выглядел бы в повседневной одежде. В то время как Антуан был карикатурой на отца, этот Спегельраф был темноволос, как мать и Вендель. Только Луиза выбивалась из общих наследственных черт своей луковичной рыжиной, заметной лишь на солнце.
До нее долетали краткие обрывки их беседы: любопытство пересилило страх, и она осталась на своем месте. Но единственное, что Луизе удалось услышать, так это что брат приехал лишь на сутки, а после ему нужно возвращаться на службу. И что третьего человека зовут Юстас Андерсен. Приглядевшись, она узнала молчаливого помощника отца, который был с ним тогда в общежитии. Через несколько минут Клемент покинул их, сказав, что навестит матушку. Все же он был привязан к матери больше, чем Луиза. И знал ее дольше.
Как только он скрылся из виду, граф и Юстас продолжили свой разговор, не догадываясь, что кто-то их слышит.
– Его послушать, так этого деревенского болвана скоро будут носить на руках, – проскрежетал судья, будто каждый звук царапал ему глотку и заставлял брезгливо кривиться.
– Еще неизвестно, чем обернутся эти его новшества и сделки, – заметил Юстас.
– Но пока они приносят баснословные прибыли. В любом случае нужно сменить тактику. Что тебе удалось выяснить о Луизе? – все так же раздраженно расспрашивал судья.
Девушка замерла: говорили о ней. Дежавю кольнуло висок, но она была слишком напряжена, чтобы вспоминать, какой момент был схож с этим. К ее ужасу, Юстасу было что на это ответить.
– Вы были правы, она работала на Комитет. В отделе Йохансона, разрабатывала пропагандистские материалы. И даже имела там определенный вес: не без участия вашей дочери из Комитета был исключен Фабиан Дюпон, один из верхушки.
– Верхушка у вас понятие относительное, – отрезал герцог и замолчал.
Не говоря ни слова, они простояли несколько минут. Юстас, казалось, не шевелил и бровью, вытянувшись, как гвардеец на посту.
– В таком случае, – наконец произнес Фердинанд, будто придя к какому-то выводу, – оставим Клемента и дальше присматривать за Антуаном, с этим он справляется. Ты возвращаешься в столицу вместе с ним. Я же прибуду через два дня. С дочерью.
Они разошлись в противоположные стороны, а Луиза тихонько скрылась за одной из дверей в коридоре, чтобы не быть замеченной отцом. Ей было дурно. Какая низость! Она нужна отцу, чтобы шпионить. Сердце от страха трепыхалось в грудной клетке, не давая вздохнуть.
Спустя некоторое время она вышла и побрела по коридору, не зная, где еще укрыться от тягостных мыслей. Ноги принесли ее на балкон, выходивший во внутренний двор замка. День был окутан разреженным туманом, зато безветрие позволяло немного постоять, остужая голову. Она смотрела на старинный колодец в центре небольшой площади внизу, давно уже высохший и накрытый досками, чтобы туда никто не свалился в потемках. Например, ребенок.
– Вы ведь… Луиза, верно?
Она обернулась и увидела Клемента. Вблизи было видно, что у него приятная внешность и застенчивая улыбка матери. Ее мягкий подбородок и карие глаза. Возможно, графиня помнила и любила бы дочь, если бы та хоть чуть-чуть на нее походила? Брат прижимал к груди фуражку такого же цвета, что и его форма, на плече которой был нашит знак отличия, но Луиза в них не разбиралась.
– Здравствуйте… Клемент, – начала было она, но не знала, о чем говорить.
Пауза готова была затянуться, но он нашелся с темой для беседы.
– Вам, скорей всего, как и отцу, интересна судьба Антуана?
Луизе не оставалось ничего иного, как кивнуть. Это не похоже на разговор с родственником, но пора было перестать надеяться сблизиться хоть с кем-нибудь из них. Ее принимала только Агнесс, и этого достаточно.
– Спешу вас заверить, он в полном порядке. Отцу свойственно приписывать новому правительству жестокости, которых они не совершали. Антуана никто не тронул, его даже объявили неприкосновенным для полиции. Так что брат живет в своем доме и проводит собрания сторонников монархии в ратуше. Но их столь мало, что президент Мейер этому не препятствует. Он за свободу выбора. – В тоне Клемента было неподдельное уважение, почти восхищение.