Мокрая тряпка дохлой рыбиной шлепнулась со лба Луизы на пол. Тяжелый красный плюш, отрез без конца и края, укрывал ее до самой шеи, а под спиной была не постель, а доски, застланные чем-то тонким.
Луиза приподнялась на локтях и осмотрелась. С двух сторон располагались полузанавешенные ниши, а за ними скрывались темные проходы, ведущие куда-то вглубь. С третьей стороны – высокая стена, затянутая черной тканью, местами свисающей лохмотьями. Из дыр выглядывали металлический каркас и непроглядный мрак. Вокруг простирался пол из гладких досок, обрывавшийся в десяти шагах от ее странного ложа. За его краем теснились развороченные ряды сидений, кривые и щербатые, как улыбка бродяги.
Она была на сцене. А покрывалом ей служил занавес.
– И вот узрите: она восстала из мертвых! Это ли не чудо? Гениально сыграно, зал аплодирует. – Из ниоткуда послышались голос и несколько хлопков.
– Кто вы такой? – Из горла Луизы вырвался лишь тонкий писк. Она откашлялась. – Где вы?..
– Разумеется, актеры не видят тех, кто наблюдает из партера, – произнес некто.
Послышался надрывный скрип ржавых пружин, шаги и перестук ступеней. Сбоку на сцену вышел молодой мужчина в зеленой рубашке, черном котелке набекрень и куртке из дубленой кожи. Его пепельные волосы были такими короткими, что топорщились иголочками и не скрывали угловатой формы черепа. Нос, глаза, рот – каждая его черта была крупной и выразительной, но далеко не красивой. Он приблизился, но не настолько, чтобы напугать девушку, и сел на корточки, пристально ее разглядывая.
– С добрым утром, фрекен. Больше не собираешься в Хель? – спросил незнакомец и по-птичьи склонил голову на бок.
– А-а-а… а где та женщина, что привела меня сюда? – Луиза все еще не понимала, как здесь очутилась.
– Если ты про ту особу, что загнала тебя в угол своими улыбочками, то ее здесь нет. И никогда не будет. – Он слегка нахмурился. – Тебя, фрекен, принес сюда я. Пришлось, конечно, потрудиться, ведь та ворона каркала изрядно, да и ты будешь потяжелее ощипанной курицы. Но, думаю, тебе стоит сказать мне вежливое «спасибо».
– Простите… и спасибо. Я заблудилась и…
– Не надо объяснять. – Он встал и пафосно развел руками. – Так или иначе, ты сейчас в моем королевстве, в моем Крысином театре.
– Почему Крысином?
– Актеры почти все разбежались, а из зрителей одни грызуны. Но все же наша беседа становится совсем неприличной.
Луизе оставалось только молча смотреть на этого чудака и ждать, пока он объяснит свои слова.
– Мы не знакомы, – лаконично завершил он мысль.
– Я… э-э-э… я…
– Понятно, ты еще не определилась со сценическим псевдонимом. Но это поправимо. А мое имя – Олле. Олле Миннезингер.
– Красиво. Как будто старинный певец. Или это псевдоним? – запуталась она.
– В конечном счете это несущественно. Важно лишь то, как сам себя называешь. Ну что, ты готова представиться? – снова спросил Олле после короткой паузы. – Я же не могу звать тебя все время «ты». Это грубо, а я не грублю девушкам.