Труппа, как он назвал эту странную компанию, состояла всего из трех человек. Точнее, шести, если считать тех, кого она уже знала.
Среди них был мужчина лет шестидесяти, очень жилистый и по-франтовски одетый. В его руках, покрытых россыпью старческих пятен, была гармонь, и он нежно поглаживал блестящий бок и ряды мелких круглых кнопок.
Старик представился Вольфгангом.
В углу, у механизма, который раньше вращал сцену, сидел мальчишка-подросток по имени Пэр Петит и перочинным ножом вырезал что-то наподобие дудочки.
Затем к ним присоединилась, выплыв из гримерной, немолодая дама, пахнущая пудрой и линялым мехом, которым она обернула свои костлявые плечи. Тонким голоском с придыханием она назвалась Клариссой.
– И это все актеры? Какие пьесы вы играете? Может, водевили? – Луиза заинтересовалась их делами.
– Во-первых, здесь не все. Только те, что тут и обитают. Остальных увидишь позже. Во-вторых, не все они актеры. Честно говоря, актриса здесь всего одна – Кларисса. Она здесь с самого погрома. А то и дольше.
– Живу в гримерной, – охотно поведала Кларисса, поглаживая горжетку. – И ты поживешь у меня, пока не окрепнешь.
Луиза поблагодарила ее, но все же уточнила у Олле, чем занимаются остальные.
– Да кто чем. Вот Вольфганг – уличный музыкант.
– Я не работал ни дня с тех пор, как приехал в столицу! – гордо подбоченился старик и выдал лихой пассаж на гармони. – И всегда хватало, но только не сейчас.
– Да как же ты не работал, если играл с утра до вечера? – Пэр подал ломкий голос из своего угла. – Чего заливаешь-то?
– А так, что, если бы мне не платили, я бы все равно играл. Вот и получается, что я не работал. – И гармонист расхохотался над собственными словами, демонстрируя ровные крупные зубы, не вязавшиеся с морщинистым лицом.
Кларисса прижала руки в кружевных перчатках к ушам и преувеличенно закатила глаза.
– Прошу вас, не так громко! Мои мигрени могут вернуться в любой момент!..
– Конечно, душа моя, – с нежностью отозвался Вольфганг. – Не позволите ли ручку?
– Нет!
– Ну хоть пальчик поцелую! – настаивал он.
– Я сказала нет, – пискнула дива и исчезла за дверью.
Олле склонился к самому уху Луизы и заговорщически шепнул: