Опасная тропа

— Подходит, значит, он ко мне и говорит: «Ассаламу алейкум, дорогой Кужак. Я бы поздоровался с тобой, но руки, как видишь, у меня заняты. И на самом деле, свет из моего шалаша упал на него, вижу я своим единственным, но зорким глазом, что у него в одной руке большой кулек, а в другой бутылка. Он говорил со мной так, как будто всю жизнь росли в одном дворе, и я поэтому не стал спрашивать «кто ты?». Он в шалаше разложил все, что было у него в кулечке. А чего только там не было: и лимон-мимон, и помидор-момидор, и огурцы-могурцы, даже шоколад-моколад и, конечно же, бутылка, вы думаете с белой накидкой, нет, настоящий «КаэС» кизлярский…

— И повезло же тебе, а? — от удовольствия забил в ладоши Кальян-Бахмуд. — Ты, конечно, этих вещей не любишь?

— Ха-ха-ха, послал же бог вороне кусок пиндира-сыра, — смеется Галбец.

— Эх, нетерпеливые же вы люди, — недовольно покачал головой Паранг.

— Правду сказать, уважаемые, я, конечно, рад был такому делу, но такая щедрость от незнакомого человека не могла быть без умысла. Спроси, спроси вот меня, почему я так говорю…

— Почему ты так говоришь, дорогой Кужак? — с уважением задаю я вопрос.

— Спасибо, Мубарак, славный ты человек. Я этому гостю, что расположился в шалаше, как у себя дома, говорю: «Пить коньяк и не запить холодной водой не могу, привычка такая у меня. Я сейчас». Он что-то там пробормотал, мол, есть «Боржоми»… А я — за коровник, и что вы думаете я там вижу? — тут уже Кужак делает совершенно изумленный вид. — В темноте стоит машина и в машину какие-то люди грузят шифер. — Ах, думаю, негодяи, меня, Кужака, хотите вы посадить на вертел для шашлыка. — И он заложил в рот палец и издал звук лопнувшей шины и затем показал шиш, — вот, думаю, вам.

— Скажи, скажи, давай покороче, что ты с ними сделал? Ты же на пост торопишься, — тут уже терпение лопнуло и у Паранга.

— Какой ты нетерпеливый, когда ты свою историю в три аршина рассказывал, я же внимательно слушал, а ты не можешь дослушать мой рассказ длиной в вершок.

— Что ты с ними сделал?

— Ни за что не догадаетесь. Подхожу к ним и говорю: где ваш наряд-маряд, или там разрешение?

— А они что?

— Они стоят и ошалело смотрят на меня. А я ошалело смотрю своим глазом на них. Но их взгляд — я это почувствовал всей кожей — не обещал ничего доброго. Их трое, да если считать и того, что в шалаше, — четверо, а я… один.

— И ты узнал их?

— Одного. И я тут драпанул что есть мочи, спрятался в туалете. Услышал я за собой топот, шепот, шорох, но они меня не нашли. Васалам-вакалам, — на этом Кужак бьет в ладоши, тем самым говоря, что рассказу его пришел конец. Кужак встал…

— Кто он? — интересуется Абдурахман.

— Начальник участка, полковник.

— Врешь! Не может этого быть!

— Зачем врать. Утром он объяснил мне, что они, мол, не брали оттуда шифера, а, наоборот, выгрузили привезенный…

— И ты поверил им?