— Слышу.
— Чертовски здорово отец подбодрил сына. Хорошо, а?
— Хорошо! — крикнул я. С этим человеком я для себя словно открываю ранее неведомый мир, удивительный мир мятежной души.
А Абду-Рашид, который побоялся войти в холодную воду, тоже подпрыгивал в одних трусах на берегу в такт песне директора. А песня состояла из двух строк и сочинил ее директор сам под свое настроение:
Чудесный, я скажу, почтенные, наш край, только не замечаем мы его, так же как и чудесных людей, с которыми мы живем и трудимся бок о бок. Разве это не курорт? Где еще можно найти такие живописные уголки, как у нас? Не об этой ли местности писал еще тысячу лет тому назад арабский путешественник Аль-Масуди: «В этих горах есть долины, ущелья и лощины, населенные народами, не имеющими между собой сношений по причине суровой местности, недоступные горы которой теряются в облаках и благодаря густым и непроходимым лесам и бурным потокам, низвергающимся с высот и громадных утесов…» Шумит в ущелье река, величава отвесная гора, на макушке которой притаился аул Конгожи. В горах воздух такой чистый и ароматный, что ты его не только вдыхаешь, ты его пьешь и даже хочется пожевать. Вон вороны кружатся вокруг орла и хотят его заклевать, а орел равнодушен, даже не пытается отмахнуться от них. Недаром говорят: «Орел мух не ловит». Кстати, эти слова подходят к нашему директору.
— Правда же хорошо, Мубарак? — спрашивает Ражбадин, беря из рук услужливого шофера полотенце.
— Очень хорошо.
— А ты не хотел со мной ехать. Ну что же, поехали, еще не все приготовлено в ауле к приему стройотряда. Ты говорил с Труд-Хажи?
— Нет.
— Как, ты же с ним, с прорабом сидел в приятной компании…
— Не успел… Ты меня выставил, да так, что… свет померк.
— Бранил небось?..
— На чем свет стоит! — смеюсь я. Зло к нему во мне совсем исчезло, будто его и не было.
— А что, если я попрошу, чтоб тебя на бетономешалку устроили. По-моему, ничего там сложного нет, только с электричеством надо быть осторожным… и семь рублей в день!
— Я не выбираю, какая будет работа, на любую согласен… — говорю я, а в уме уже подсчитываю, сколько будет за месяц, если в день по семь рублей, и заранее утешаю себя подобной перспективой. Ведь получается как раз то, что я жене и сказал.
Мы выбрались на дорогу, где начинался спиральный подъем на перевал Куцла-Хаб, что значит перевал, где чабаны обычно готовят обед. Во время перегона овец с ногайских степей в горы и обратно здесь устраивают чабаны свой привал. Сюда к ним в гости ездят сельские и районные хакимы, друзья, семьи. По-моему, за щедрость в этом деле не следует упрекать чабанов, они любят гостей не меньше, чем мы с вами, вместе взятые. Еще бы, месяцами они вдали от людей, слышат только блеяние овец, вой волка и жалобный плач шакалов в сумерках. А о женах своих они только и мечтают, голодные по женской ласке, скучающие по детям. Да будет впрок такому труженику все, что получает он за свои труды.
Преодолев подъем Куцла-Хаб, мы уже едем по горному плато. А в нашем ущелье уже туман, ох и любит нас этот туман! Говорят, что наши предки выторговали его у всевышнего, отдав ему за это трех красных быков.
Вы, почтенные, спросите меня, а зачем жителям Уя-Дуя понадобился туман? На это у них были веские причины. Они не раз подвергались нашествию и грабежу, не говоря уже о набегах, от чего разорялись и жили полуголодными. А когда туман — аула не видно, и найти его в тумане мог только тот, у кого хороший нюх на кизячий дым. А о таких туманах, какие водятся у нас, говорят: брат брату в глаз пальцем ткнуть может. А теперь жители моего аула с удовольствием бы вернули небожителю его туман, не запрашивая обратно трех быков. Наоборот, еще отдали бы в придачу тридцать красных быков. Но небожитель не внемлет просьбам. Он, говорят, впал в спячку и на двери вывесил табличку: «Прошу меня не тревожить».
— А хорошо, что я не застал там этого «Ассаламуалейкума» — вдруг слышу голос Усатого Ражбадина. — Черт знает, что бы я наделал?!
— И я обрадовался, — говорит Абду-Рашид. — Я очень боялся. Даже думал: хоть бы машина испортилась, застряла в дороге…
ebooksa