– Как бы там ни было, их уже и след простыл. Нашим друзьям вовсе не улыбается, чтобы их поймали, и уж тем более чтобы их поймала полиция штата, в котором они живут. Так что забудем об этом.
Он пытается взять себя в руки. Он становится придирой, занудой, но ничего не может с этим поделать.
– Люси, тебе самое время на что-то решиться. Либо ты продолжаешь жить в доме, полном отвратительных воспоминаний, и растравлять себе душу мыслями о происшедшем, либо оставляешь этот эпизод в прошлом и начинаешь с чистой страницы где-нибудь в другом месте. Такова альтернатива, какой я ее вижу. Я знаю, ты предпочла бы остаться здесь, но не стоит ли тебе хотя бы обдумать иную возможность? Разве мы не способны обсудить ее как разумные люди?
Люси качает головой.
– Я больше не могу разговаривать, Дэвид, просто не могу, – отвечает она, тихо, торопливо, словно боясь, что слова иссякнут. – Я знаю, я выражаюсь путано. Если бы только я могла все объяснить. Но я не могу. Не могу из-за того, кто ты и кто я. Прости. Мне жаль, что так получилось с твоей машиной. Жаль, что тебя ожидало разочарование.
Люси опускает голову на руки; плечи ее вздрагивают – она дает волю слезам.
Его вновь омывает волна чувств: апатии, безразличия, но также и легкости, как будто он выеден изнутри и от сердца его осталась только прохудившаяся оболочка. Как, думает он, может человек в таком состоянии найти слова, найти музыку, которая воскресит мертвых?
Женщина в шлепанцах и драной одежде, сидящая на тротуаре ярдах в пяти от них, пронизывает их злобным взглядом. Словно оберегая Люси, он кладет руку ей на плечо. «Моя дочь, – думает он, – любимая дочь. Которую мне выпало направлять и наставлять. Которая в скором времени станет направлять меня».
Способна ли она учуять его мысли?
Вести машину приходится ему. На полпути к дому Люси, к его удивлению, сама заговаривает с ним.
– Все выглядело таким личным, – говорит она. – Делалось с такой личной ненавистью. Вот что ошеломило меня больше всего. Остального можно было… ожидать. Но почему они меня так ненавидели? Я и не встречала их никогда.
Он ждет продолжения, но продолжения не следует, пока.
– Это история говорила через них, – произносит он наконец. – История зла. Постарайся так думать об этом, если это способно помочь. Их чувства могли показаться личными, но такими не были. Наследие предков, не более того.
– От этого не легче. Потрясение попросту не желает никуда уходить. Я имею в виду – потрясение от того, что тебя ненавидят. В тот самый миг.
«В тот самый миг». Говорит ли она о том, о чем он думает, что она говорит?
– Ты все еще боишься? – спрашивает он.
– Да.
– Боишься, что они вернутся?
– Да.
– И думаешь, что, если ты не выдвинешь против них обвинение, они не вернутся? Ты в
ebooksa