Витя схватил плащ, прижал портфель к груди и понесся по улице. Его душили слезы бессилия и какого-то странного чувства, похожего на благодарность. Шершень доверил ему самое важное, что у него было. Свою тайну. Но он чувствовал, что это лишь верхушка, самая малость, которая ему приоткрылась, а сколько еще ему предстоит узнать…
Когда Витя добежал до угла прачечного комбината и обернулся, черной Волги уже не было. Он даже подумал, что ее, может быть, вообще не было и все это лишь плод его разыгравшегося воображения.
Он полез в карман куртки, чтобы посмотреть на ключ от подвала и заодно напомнить себе, что все произошедшее — не сон, но вместе с ключом нащупал кое-что еще.
Сердце его забилось так быстро, что Витя с трудом заставил себя не вскрикнуть.
Он вынул руку из кармана и растопырил пальцы.
На ладони лежал спичечный коробок. Слегка помятый, на нем было написано:
«Хозяйственные списки. 120 штук. Ф-ка Пролетарское знамя, г. Чудово. ГОСТ 1820−77. Ц. 2 К.»
Ему не нужно было открывать коробок, чтобы узнать, что в нем лежит. Витя лишь слегка встряхнул его и мохнатое тельце зашуршало внутри словно живое.
Шершень.
Глава 31
Шаров неловко повернулся, задел плечом шкаф и тот зашатался, грозя рухнуть на пол — но он не обратил на это никакого внимания. Лицо его выражало явное замешательство.
— Но я бы… я бы знал, — пробормотал он. — В деле должно было быть, что ты… — Он выхватил карточку из рук Виктора и пробежал ее взглядом.
— Шизофрения… параноидная форма… непрерывное течение… Галлюцинаторно-бредовой синдром… — он поднял глаза с сильно расширившимися, словно у наркомана, принявшего дозу, зрачками и посмотрел на Виктора. — С таким диагнозом суд должен был отправить тебя на принудительное лечение… что за чертовщина? Что происходит? Почему этого не было в деле⁈
Виктор поднял руку и остановил раскачивающийся шкаф.
— Потому что я здоров.
В комнате стало очень тихо. Они стояли друг против друга как тени, почти в полной темноте, глаза их светились странным голубоватым блеском и можно было подумать, что мужчины сейчас бросятся друг на друга, сцепятся в смертельной схватке.
Шаров тяжело дышал. Виктор сжал кулаки. Каждый в это мгновение прокручивал прошедшие события, пытаясь отыскать в них хоть каплю настоящего, реального, но и один и второй ощущали себя рыбинами, брошенными на песчаную отмель, мельчайшими песчинками, щепками в водовороте времени.
— Ты вообще был там? — тихо спросил Шаров.
— Где?
— В колонии. Или ты сбежал отсюда, из этой больницы и… пришел ко мне, чтобы… да нет, этого не может быть… — майор замотал головой, будто отмахиваясь от дурной, назойливой мысли, которая, тем не менее, казалась самой правдоподобной.