В итоге пришли к такому решению: если юнъаньцы продолжат нападения, отбивать их без всякой жалости. Не осмелятся – пускай сами перемрут, не надо на них ни одного солдата тратить. Они побегают ещё немного, побегают, да и выбьются из сил.
От Се Ляня – бога войны, спустившегося на землю, – ждали ратных подвигов, и потому в армии царило приподнятое настроение: на чьей стороне сражается его высочество, на той и справедливость. Войско наследного принца – божественное войско!
Внезапно все молодые мужчины в стране захотели вступить в ряды солдат, и всего за несколько месяцев армия выросла в несколько раз. Ажиотаж поднялся такой, что слухи дошли до юнъаньцев. И если прежде их набеги были довольно часты, они действовали маленькими группками, то теперь в лагере всё стихло: они будто испугались и принялись тайно наращивать силы. Это, в свою очередь, насторожило командиров Сяньлэ, которые раньше в красках расписывали Се Ляню, насколько ужасен этот «Лан Ин, который каждый раз сражается в первых рядах». Слыша это имя, Се Лянь невольно вспоминал труп ребёнка, и его обуревали противоречивые чувства.
Два месяца длилась передышка, а затем мятежники из Юнъаня наконец пошли в атаку.
Се Лянь взял с собой на поле боя лишь лёгкий меч и даже не стал облачаться в броню. Сражение завершилось меньше чем через час.
Поле брани было окутано кислым запахом крови. Остатки войска Юнъаня побросали оружие и бросились врассыпную. Солдаты Сяньлэ и не поняли толком, что произошло, – земля вокруг усеялась телами павших врагов, никто не выстоял. Наследный принц плавно убрал меч в ножны; он и края одежд не запачкал.
Отойдя от потрясения, солдаты поняли, что одержали полную, неоспоримую победу, и запрыгали, подняв клинки к небу и радостно крича.
Тем вечером командиры и солдаты войска Сяньлэ устроили в столице большое празднество.
Давно уже не бывали они в столь хорошем настроении! Люди пели, плясали и поднимали тосты за Се Ляня. Однако сам он отверг все поднесённые ему бокалы и удалился на угол городской башни, чтобы в одиночестве постоять на ночном ветру и охладиться.
Странно: он даже не пригубил вина, но щёки и грудь его пылали, лицо раскраснелось, а пальцы немного дрожали.
Впервые в жизни Се Ляню пришлось убивать – и за один раз он убил под тысячу человек.
Муравьи.
В голове его то и дело всплывало это слово. Простым людям нечего было противопоставить его мощи. Мимолётным прикосновением он мог сломать любого. До чего же просто оказалось убить их! Как тогда, в детстве, когда служанка растоптала в саду муравьёв. Размахивая мечом, он почти не испытывал трепета перед отнимаемым им чудом жизни.
Се Лянь опёрся спиной об стену, сделал несколько глубоких вдохов, потряс головой, словно стараясь избавиться от шума в ушах, и пристально всмотрелся вдаль – туда, где горели огоньки.
Вскоре он услышал приближающиеся шаги.
Не было нужды оборачиваться: он и так знал, кто это.
– А вы чего не пьёте, не празднуете?
– Да чего там праздновать, – фыркнул Му Цин. – Был бы повод для радости!
Только тут Се Лянь повернулся к ним:
– Вы это тоже заметили?